Александр и его доверенные сановники прекрасно понимали, что самодержавие без дворянства не может иметь политической будущности. Видя в разложении дворянского сословия реальную угрозу самодержавию, они попытались приостановить этот процесс. Свое царствование Александр III начал с того, что объявил помещичью собственность на землю неприкосновенной. Позже, воспользовавшись столетним юбилеем «Жалованной грамоты дворянству», он еще раз подтвердил ведущую роль «благородного сословия». Этим идейным установкам соответствовали и определенные дела. В 1885 г. был учрежден Дворянский поземельный банк, предоставлявший на очень льготных условиях ссуды помещикам для реорганизации хозяйственной деятельности в новых условиях. Но эта мера лишь усугубила разорение дворянства. Ссуды неумело расходовались, имения закладывались, перезакладывались, пока, наконец, не попадали в руки спекулянтов-перекупщиков. Короче, по определению Г.В.Плеханова, правительство Александра III привело «первое сословие» к экономическому краху и к полнейшей деморализации.
В решении крестьянского вопроса Александр III, любивший, когда его называли «мужицким царем», пошел двумя путями. С одной стороны, при нем были несколько снижены выкупные платежи крестьян, отменена подушная подать, организовано переселение крестьян на пустующие земли, учрежден Крестьянский банк, в котором крестьяне могли брать ссуду, впрочем, на гораздо более жестких условиях, чем помещики в Дворянском банке. С другой стороны, правительство Александра постаралось по-новому прикрепить крестьян к земле и вернуть их под контроль помещиков. Были предприняты законодательные меры по укреплению общины. На это был направлен закон о неотчуждаемости крестьянских наделов и ограничении переделов земли, усиление роли общины. Это связывало хозяйственную инициативу крестьян, стесняло их свободное перемещение. Введение должности земских начальников, назначаемых из помещиков, возвращало крестьян под их опеку и контроль в обход земским выборным учреждениям. Наконец, контрреформа по земским учреждениям резко снизила представительность в них крестьянского сословия и его статус. Однако все эти мероприятия оказались слабо эффективными. Деревня продолжала нищать, община разлагаться. На этой почве происходило выделение и обогащение прослойки кулачества и отток дешевой неквалифицированной рабочей силы в города, что не решало проблемы деревни, но создавало новые проблемы для города.
Итак, две самые фундаментальные скрепы самодержавия - дворянское и крестьянское сословия, дали трещину. Однако реформы предшествующего царствования сделали свое дело: на фоне разложения сословных отношений под покровом охранительных контрреформ в России медленно, и мы бы сказали «тупо», шло развитие «русского капитализма». Развитие капитализма в России изначально, начиная с Петра, проходило при прямом покровительстве самодержавия и потому было заинтересовано не столько в свободе, сколько в укреплении этой связи. После разгрома русской армии в Крымской войне стало ясно, что без интенсивного развития промышленности Россия обречена скатиться на обочину истории. Это понимали наиболее прозорливые представители власти (Н.Х.Бунге, С.Ю.Витте и даже К.П.Победоносцев). Отчасти это понимал и император. Выход из промышленного кризиса был найден им в политике откровенного, доведенного до цинизма, протекционизма. Запретительные импортные пошлины, отсутствие конкуренции внутри страны позволяли русским предпринимателям диктовать цены потребителю и наживаться за его счет. По поводу деструктивности такой политики сетовал даже К.П.Победоносцев. [83]
Одновременно царское правительство по совету Витте санкционировало централизацию железнодорожного строительства - ведущей в то время отрасли промышленности, - и соответственно эксплуатации железных дорог. Русский капитал жаждал захвата новых рынков Средней Азии, Польши, Финляндии. На этой почве состоялась как бы негласная сделка между правительством и капиталом: «Вы поддерживайте нас против конституционалистов, мы же, со своей стороны, будем охранять вас от конкуренции западноевропейских товаров». «Наши купцы постоянно говорили о «стратегии», а наши полководцы об «интересах торговли» - иронизирует Плеханов.