Отечественная мысль, правда, в ее материалистическом варианте (П.Л.Лавров, Н.К.Михайловский, Н.И.Ка- реев) была буквально заражена «вирусом прогресса». Все «прогрессисты» так или иначе были защитниками социалистического идеала, а все социалисты-утописты исходили из идеи прогресса, находя в ней необходимое и достаточное, как считалось, философское оправдание социалистического идеала и теоретическое основание для социального моделирования. Устраивал и тот факт, что как будто бы был найден искомый секрет «наведения мостов» от прошлого к настоящему и от настоящего к будущему. В качестве такового теория прогресса предлагала весьма понятную приверженцам социалистической Утопии повседневную деятельность людей, основанную на критическом отношении к действительности. (Именно повседневную - не героическую, не исторически значимую и даже не реформаторскую или революционную.) Основанием этой повседневной практики человека является целеполагание, связанное с его природными устремлениями к Будущему.
Приведем в этой связи концовку известного Четвертого сна Веры Павловны из романа Н.Г.Чернышевского: «…будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего». Как видим, главный принцип моделирования будущего - «перенос» его черт в настоящее. В какой форме следует осуществлять перенос? Если следовать идеям романа, - организуя свою жизнь (работу, учебу, отдых, семейные отношения) по принципу нравственных устоев, которые характеризуют будущее общество.
Такая трактовка возможного способа приближения Будущего, правда, имела свой нравственный изъян - она утверждала жертвенность как принцип повседневной жизни. Отметим, что ни одной Западной Утопии он не был свойственен. В русском социалистическом сознании он высветился со всей полнотой и даже был доведен до крайних форм. Ибо, приняв за критерий прогресса счастье будущих поколений, социалистическая Утопия приносила в жертву ему судьбы живущих поколений, оправдывая, так сказать, исторический беспредел, когда «страдания одних» представляются «мостом к счастью других». Поэтому ответ, предложенный теорией прогресса и кажущийся на первый взгляд привлекательным, по сути своей нравственно ограничен и даже порочен, ибо в итоге одни поколения почему-то должны своими страданиями «унавозить будущую гармонию». [133]
Вся жизнь настоящего предстает «в страдательном залоге», как писал Флоровский, «в безличных предложениях, поскольку индивидуальное существование воспринимается как «служебное» в том смысле, что индивиды «служат прогрессу кораллового рифа», а мир индивидуализируется и развивается за счет гибели всякого особенного существования. «Ибо личное теряет самостоятельность, растворяясь в родовом. Отсюда именно это странное, поражающее слепой жестокостью равнодушие, с которой теоретики «рокового и непрерывного» прогресса относятся к эмпирическому горю и страданию». [134] В общем в приведенной оценке Флоровский, конечно, тоже выразил максималистскую позицию, но в целом тенденция им бесспорно «схвачена». Хотя есть сомнение в другом - стоит ли понимание жертвенности как нравственной нормы связывать жестко именно с социалистическим сознанием может, оно есть факт более интеллигентского вообще, нежели социалистического в частности, сознания, и «феномену русского социализма» история отечественной мысли обязана не столько «самой себе», сколько «русской интеллигенции»?