Ориентация на идеи Просвещения вполне понятна: если на Западе прогремели уже буржуазные революции и Европа стояла на пороге первых пролетарских восстаний, то Россия во многом еще сохраняла феодальные (крепостнические) структуры. Поэтому передовая общественная мысль несла на себе черты дворянской идеологии, характеризовавшейся, с одной стороны, резкой критикой существующего порядка вещей, с другой стороны, относительным спокойствием к идеям гражданского общества, правового государства, конституционной гарантии прав и политических свобод, т.е. к требованиям буржуазной демократии. Обращение к социалистической утопии во многом было связано с поисками выхода из обозначившихся к этому времени тупиков просветительской мысли. Но именно поэтому утопическая мысль еще во многом несла на себе черты просвещения. Это было время, когда идеи просвещения еще не исчерпали себя, а идеи социализма не получили еще адекватной своей сути формы.
Нельзя сказать, что общественность России была готова к восприятию идей социализма. (Даже В.Г.Белинский в это время относился к ним в целом отрицательно.) И тем не менее о социализме в России уже говорили (В.С.Печерин, В.П.Боткин, А.И.Тургенев, А.А.Краевский). Правда, по большей части в переписке с друзьями, в распространявшихся неопубликованных рукописях, в частных спорах. Сами же представления о социалистическом идеале носили весьма смутный и малоопределенный характер. В это время идеи социализма выступали фактом не столько общественного, сколько узкогруппового сознания, иногда принимая даже религиозный, мистический характер. Это был период, по оценке Сакули- на, романтического и даже мистического социализма.
Перенос идей европейского социализма (в форме сенсимонизма) на российскую почву был осуществлен АИ.Герце- ным и Н.П.Огаревым. Их увлеченность идеями социализма началась еще в студенческие годы. Вспоминая об этом времени, Огарев напишет: «Первая идея, которая запала в нашу голову, когда мы были ребятами - это социализм. Сперва мы наше я прилепили к нему, потом его прилепили к нашему я, и главною целью сделалось: мы создадим социализм». Верность его идеям, как и увлечение сенсимонизмом, они пронесли через всю жизнь. «Сенсимонизм, - писал Герцен, - лег в основу наших убеждений и неизменно оставался в существенном». [139]
Концептуальная разработка социализма, сознательная пропаганда его на страницах открытой печати началась в 40-е годы. К этому времени круг приверженцев социалистического идеала значительно расширился, а социалистические идеи начали достаточно широко обсуждаться на страницах отечественной журналистики («Отечественные записки», «Современник»). В 40-х годах в России появилась собственная социалистическая литература. Интерес к идеям социализма совпал (а в какой-то степени и был обусловлен) с выявившейся новой линией развития русской общественной мысли. Эта линия была связана с обострившимся интересом к Франции, которая приковывала к себе внимание всей Европы. Взоры интеллектуальной России были устремлены в ту же сторону, но не только на умеренную Францию Луи- Филиппа и Гизо, а и на революционную Францию, которая боролась с режимом Гизо и подготовляла события 1848 года. Эта Франция вселяла надежды и одновременно страх. Поэтому новые симпатии приняли какую-то экзальтированную форму. «Русская интеллигенция полюбила не современную, действительную Францию, а какую-то другую - Францию воображаемую, фантастическую Францию», - писал П.В.Анненков. [140] Этим симпатиям суждено было оттеснить давнюю любовь русских интеллектуалов к философствующей Германии. Интерес развернулся в сторону социалистических изысканий французов. Живо стали обсуждаться темы социального устройства, критиковаться история европейской цивилизации, отвлеченные вопросы будущего. Проявленный ранее под влиянием Фихте и Шеллинга интерес к философской метафизике послужил своеобразной подготовкой для социальной метафизики.