Выбрать главу

В предложенной формуле однопорядковость права и нравственности не означала тождества: Соловьев, конечно, понимал, что требования права строго ограничены, тогда как нравственные побуждения могут быть всеобъемлющими. Но мораль, полагал мыслитель, наполняя идею неотъемлемых прав человека этическим содержанием, превращает эти права в гарантии отношения государства к человеческой личности не только как к средству, ибо ориентирует право на обязательную реализацию минимального добра в общественной жизни, а соответственно и свободы. Последняя же есть возможность проявления индивидуальности, т.е. гарантия, что никакое человеческое существо не может рассматриваться никем (ни другим человеком, ни обществом, ни государством) как средство достижения каких бы то ни было целей.

Признание за правом принуждения к реализации добра не означало для Соловьева и признания правомерности патерналистского вмешательства в частную жизнь, не отрицало свободы совести, свободы распоряжаться своими природными способностями, своим имуществом. Не отрицая, что право есть насилие, он утверждал, что это насилие призвано смирять злые наклонности, обуздывать упорный эгоизм лиц, бороться с несправедливостью и произволом сильных, обеспечивать общее равенство и свободу. Поэтому те, кто отвергают право на том основании, что оно есть насилие, возведенная в закон воля стоящих у власти, - те забывают о праве как выражении справедливости и свободы, забывают о том, что оно есть священное достояние людей. Позиция Соловьева наносила удар по этатизму. Как справедливо отмечает Эр.Ю.Соловьев, его идея о сверхутилитарном, т.е. духовно-нравственном первоистоке правосознания, с этого времени стала толковаться как правовой постулат. Само же правосознание - «как общечеловеческое суждение о справедливости, имеющее значение критерия и меры при оценке «положительных законов». [269]

К сожалению, сторонники классического либерализма увидели в позиции Соловьева прежде всего опасность теократических устремлений к «насильственной организации добра», которая, как они убеждали, может стать врагом свободы. Соловьев не разделял таких опасений и постоянно подчеркивал, что требование правовой инсти- туциализации минимума нравственности следует отличать от готовности использовать насилие (полиция, тюрьмы) для защиты нравственного абсолюта. Отстаивая этот тезис, он обосновывал правомерность и необходимость целенаправленных государственных усилий на обеспечение достойных человека условий жизни. Эта идея была созвучна пафосу нового либерализма, защищаемым им принципам социальной политики и моделирования отношений между государством, властью и гражданским обществом. Оценивая эту заслугу Вл. Соловьева, Новгородцев называл его «наиболее видным защитником правовой идеи среди философов истикшего века». [270] Позиция Соловьева переворачивала ценностные устновки, сложившиеся в общественном сознании: общество, где за личностью признается лишь роль орудия реализации политических и культурных целей, даже если последние являются самыми возвышенными, стало расцениваться как антигуманное. Можно сказать, что после Вл.Соловьева (который по строгому счету не принадлежал ни к какому определенному политическому движению) русская либеральная мысль обрела программную последовательность европейского политического либерализма и прочно связала себя с концепцией прав человека и идеалом правового государства. Новый либерализм стал попыткой своеобразного примирения позиций Б.Н.Чичерина и Вл.Соловьева: либералы остались верными пониманию государства как оставляющего своим гражданам полную свободу самоопределения и отказывающегося от навязывания им своих планов, но одновременно они признали, что его важнейшей функцией является обеспечение «права на достойное существование». Ибо, по их представлениям, «правовое государство по своей идее есть государство, осуществляющее высшие задачи права, а не только формально определяющееся в своей организации и деятельности правом. Высшее же назначение права быть не только нормами, отрицающими произвол в общественных отношениях и обеспечивающих необходимую формальную свободу личности, но и нормами социальной справедливости».