- Уж и не чаяла я увидеться с тобой, светик мой ясный, - прошамкала старуха, кланяясь в пояс своему любимцу. - Дай вам Бог здоровья на многие лета, дай вам Бог, дай вам Бог...
Старушка поцеловала бережно ручки ребенка и, достав из-за пазухи завернутую в тряпицу коробочку, подошла к графу и подала её.
- Тут коробочка завернута, Женечка, возьми её себе. Это графиня-матушка, как умирала, царство ей небесное, то клятву с меня взяла, чтоб я коробочку эту в твои собственные руки передала. Да вот захворала я тогда, ну и не смогла повидаться с тобой. Так и таскала её с тех пор по богоугодным местам.
Евгений принял коробочку, осмотрел её снаружи, сделал серьезное лицо и шепнул Аде:
- Я уйду ненадолго в кабинет, а ты займи гостей, - и выйдя из-за стола, отправился к себе.
- Что такое в этой коробочке передает моя матушка? - думал он дорогой. - Легкая, как будто ничего и нет, однако интересно взглянуть.
С этой мыслью граф вошел в кабинет и, сев за письменный стол, распечатал таинственную коробочку, из которой выпала записка с платком и кусочки высохшей розы. Евгений узнал эти предметы. Сердце его точно оборвалось, на лбу выступил холодный пот. Он сразу вспомнил, в бытность Тани, он совершил у старой липы нечто непростительное и гадкое, нечто ужасно безумное. Этим платком с завернутой в него розой он сначала зажал ей рот, чтобы она не кричала, а потом у старой липы он повел себя как похотливый зверь, сжимая свою упавшую в обморок жертву в когтях разбушевавшейся страсти. При виде этих предметов в его сердце сразу возникло острое предчувствие неминуемой беды, а по телу пробежала холодная дрожь.
- Но что хотела сказать матушка этим посланием? - думал он, развертывая записку.
"Евгений, - писала ему графиня на смертном одре, - мои минуты сочтены. Меня уже душит смерть, которой я сама иду навстречу. Больше мне жить нельзя. Я убедилась, что помешать твоему сближению с Таней я бессильна, а значит и сохранять свою ужасную тайну нет смысла. Я подумала, что Таня тебе не сможет объяснить всего того, что произошло тогда у старой липы. Объяснение ты найдешь в письме, когда тебя вызовут на мои похороны. Для того, чтобы вместо материнского благословения не получить мое проклятие из гроба, я требую от тебя выполнения нескольких моих условий: во-первых, ты несмотря ни на что должен жить, а во-вторых, уничтожь после прочтения эту записку и молись о себе, обо сне, стараясь забыть ужасное прошлое; и в-третьих, обеспечь свою дочь Аделаиду Розенберг имением и не возвращайся сюда никогда - моих сбережений тебе должно хватить на всю жизнь.
Вспомни снова темную ночь у старой липы, свой платок и розу... конечно, не Таню ты сжимал в своих безумных объятиях, а меня, свою родную мать.
Желая спасти Таню от твоих грязных преследований, я, одетая в её розовое платье, пошла усовестить тебя в то время, когда бы ты начал обнимать свою сестру, но не рассчитала я своих возможностей... и... стала сама жертвой твоего безумия. Остальное ты поймешь без моих слов. Я знаю, тебе было бы трудно пережить это объяснение при моей жизни, но когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет и совесть твоя должна успокоиться. Помни, что именно ради твоей жизни, ради твоего благополучия я отдала собственную жизнь. не печалься, молись и живи! Твоя мать А.А.В."
Евгений смотрел на записку невидящими глазами, страшные её слова так и прыгали перед ним. Сквозь этот клочок бумаги он неожиданно снова увидел всю свою жизнь, жизнь избалованного аристократа, без помех развратничавшего в дни своей молодости. Он увидел смерть матери, пожертвовавшей жизнью из-за его глупой, даже безумной страсти. Он увидел несчастную Таню, невинно погибшую в тенетах его страшной сластолюбивой паутины.
Значит, фактически палачом этих двух невинных жертв был он, Евгений, а вовсе не слепая случайность! И наконец, что же ещё он наделал! Он, граф Евгений Витковский, женился на... своей родной дочери, мало того, что дочери, но и сестре - от одной и той же матери. Так вот откуда явилось удивительное сходство двух девушек, напряженная мысль об объекте страсти через кровь передалась потомству. Несчастный отец, и что ты скажешь после этого? Имеешь ли ты право жить? Нет... Нет!
Евгений глубоко задумался, подводя последний итог своей неудачной жизни со всем её нездоровым влечением к женщинам, безумной страсти в прошлом и безумной страсти в настоящем. Перед его затуманенным взором внезапно промелькнули ещё отвратительные картины из этого прошлого: цыганский табор со старухой и её дочерью Зарой, снова разнузданное безумство у старой липы... и целый ряд гнусных сцен школьной жизни, за которые он сейчас же должен был заплатить ценой собственной жизни.
Не меняя позы и устремленного на записку безумного взгляда, Евгений выдвинул ящик письменного стола и достал револьвер.
В это время Ада обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Она насколько раз взглянула вдоль коридора, но Евгений никак не показывался. Извинившись перед гостями, она вышла из столовой и дойдя до кабинета мужа, приоткрыла дверь. Евгений сидел к ней спиной и не шевелился. Аде показалось, что он держит перед собой какой-то листок бумаги. Ревнивое чувство любящей женщины подтолкнула её любопытство. Что же такое читал муж?
Она подошла к Евгению, не слышащему её шаги по ковровой дорожке и, затаив дыхание, взглянула из-за его плеча. Перед её взором оказалась записка с твердым разборчивым почерком. Напрягая зрение, Ада быстро прочла её и холодный ужас сковал её члены мгновенно. Она поняла, что перед ней сидел её родной отец... и муж.
- Довольно! Пора! - сдавленным голосом произнес сам себе Евгений, приставляя к виску револьвер.
- Нет! Не пора! - отчаянно крикнула женщина, хватаясь из последних сил за страшное оружие.
Евгений вздрогнул и быстро встав из-за стола, встретился с испуганным взглядом обезумевшей Ады, готовой уже упасть в обморок...
- Ада! Не мешай мне! Я должен умереть! Мне нет прощения!
- Ты... ты не умрешь один! Пусть ты и отец мне, но я знала тебя не отцом и не братом! Я знала тебя, как мужа, как любимого супруга.
- Ада, - простонал граф, - ради нашей дочери останься и живи, умоляю, только ради нее!
- Нет, не останусь! Мне будет не жизнь, а сплошной ад, одни мучения. Только ты мне дороже всего на свете, - хрипло произнесла графиня, держа револьвер мужа и приставляя его к своей груди.
Евгений рванул её руку и вырвал револьвер у Ады, в тот же момент она бросилась к нему на шею и крепко обхватила его.
- Папочка! Любимый! Не оставляй меня... Я все равно без тебя умру! Я не смогу жить! Я не буду жить без тебя!.. Ты понимаешь? Не буду жить! Я понимаю, что тебе не позволяют жить угрызения совести. Ты не сможешь пережить позора перед самим собой, передо мной и перед нашей бедной девочкой! А каково мне? Подумай! Разве легче, чем тебе? Нет! Убей меня... Я не отпущу тебя одного, мой милый! Мой любимый!
Граф, придерживая за талию Аду, взял карандаш и на обратной стороне материнской записки написал:
Простите, если можете, и похороните мужа с женой, брата с сестрой и отца с дочерью.
После этого схватил со стола револьвер и, быстро приставив его к виску лишившейся чувств жены, выстрелил. Ада вздрогнула, опустила руки и предсмертные судороги исказили её красивое лицо. Из виска запрокинувшейся головы алой струйкой вытекала кровь.
Евгений с силой подтянул к себе вздрагивающее тело жены и, припав к её устам последним страстным поцелуем, выстрелил себе тоже в правый висок.
На окровавленный ковер упали сразу два бездыханных трупа. Из зала в этот момент донеслись дивные звуки бессмертной симфонии Шуберта. Кто-то из гостей с чувством играл "Розамунду". А в столовой ещё осушали бокалы с вином в честь счастливой супружеской четы... Так оглушительно прогремел заключительный аккорд жизни несчастных графов Витковских. Так исполнились вещие слова старухи-цыганки, проклявшей молодого Евгения: "Ты погибнешь на груди любимой тобой женщины".
А несчастная графиня Анна Аркадьевна в своих расчетах промахнулась в третий раз... и последний.
13 мая 1997 г.