Передвинув рюкзак на грудь, Илья поднял Мишу и закинул его себе на спину. И так, пыхтя и сгибаясь под тяжестью груза, он двинулся прочь из леса, к красной “Ниве” на опушке.
-------------------
* Мастерская братьев Грачёвых — знаменитая ювелирная мастерская поздней Российской империи. Была основана в 1866 году, а с 1896 года была придворным поставщиком императорского двора. В Париже на Всемирной Выставке фирма Грачёвых получила золотые и бронзовые медали
Эпилог
Неделю спустя, вечер накануне Ивана Купалы. Больница Нижнего Тагила.
Пожилой врач строго посмотрел на Илью поверх очков.
— Нечем порадовать, молодой человек. Шумаков ваш стабильно тяжёлый. Он жив, но…
— Да говорите, как есть.
— Прогресса нет. Совсем. Дело в том, что его сердце и мозг…
Доктор выдал тираду, сплошь из длинных и непроизносимых медицинских терминов. Илья на автомате кивнул, но не понял ни слова.
— Простите, а можете попроще объяснить?
— Ваш Михаил — пока что овощ. И никаких гарантий, что он из этого состояния выйдет. Вполне возможно, что да — организм молодой, ресурсы для восстановления есть. Но мозг… — пожилой врач цокнул языком. — Скажу так: если парень выкарабкается, то прежним уже никогда не станет. Увы. Кто он вам, говорите?
— Брат двоюродный. Его мать — сестра моего отца.
— Терпения и сил вашей тёте… Они ей понадобятся.
Илья вышел из больницы задумчивый. Сев в свою красную “Ниву”, он забарабанил пальцами по рулю. Он всегда так делал, когда нервничал или напряжённо о чём-то думал.
— Загоню часть клада, отдам деньги тёте Тане. Они сына не заменят, но всё-таки с деньгами попроще будет. А уж если он инвалидом останется, тем более бабло понадобится.
Столовое серебро в багажнике звякнуло, будто соглашаясь.
После эпилога
Ночь на Ивана Купалу. Сосновый бор в окрестностях села Баюки
Летняя ночь была поистине волшебной. По небу изредка пробегали облачка, но они не мешали полной луне и ярким звёздам. Лес ликовал, и всё живое дышало, любило и радовалось расцвету сил природы.
На полукруглой поляне около большого валуна горел костёр. Привалившись боком к валуну, ведьма Марина завороженно смотрела на пляшущие языки пламени. Женщина была одета в свободное белое платье-рубашку с красной вышивкой на вороте и рукавах, а её волосы распущены и красивыми волнами ложились на плечи.
Вдруг в круг света от костра шагнул человек. Точнее, призрак — он был полупрозрачным, сквозь него можно было разглядеть деревья и небо. Это был бородатый мужчина, одетый по моде начала двадцатого века: сюртук, жилетка, из кармана которой свисает цепочка часов, сапоги гармошкой.
Увидев ведьму, он в замешательстве остановился. Марина подняла глаза и улыбнулась:
— А, Павлушка Ермолаев! Садись у огня. Гнать не буду, грейся. В такую ночь надо быть добрее.
— Спасибо, — глухо прошелестел голос призрака. — А ты, Глашка, совсем другая… Сама на себя не похожа.
— Конечно, это же другое тело! Уже третье, после моего родного. Сколько лет-то прошло. И зовут меня теперь по-другому.
— И как же?
— Марина.
— Ишь, имя-то какое, господское!..
— Нормальное. Ты, Павлушка, от жизни отстал. Сейчас имена не по святцам и не по сословиям выбирают, а как захотят.
— Надо же!..
Призрак сел с другой стороны валуна, тоже привалился к нему боком и уставился взглядом в огонь. Долгое время оба молчали, наслаждаясь теплом от костра и слушая ликующие звуки ночного леса.
— Вишь, Глашка, как вышло-то, — нарушил молчание призрак купца. — Парень тот не всё забрал и сундук обратно зарыл. И теперь я к кладу заново привязан, ровно пёс цепной! Только цепь длиннее стала, могу подальше отойти. А всё ты, Глашка! Почему ты тогда не сказала, что владелец клада после смерти сокровище своё стеречь должон?!
— А что я? — изогнула бровь Марина. — Не всегда такое бывает. Здесь много условий сойтись должно, чтобы дух остался привязанным к кладу. И вообще, нечего было меня обманывать! Сам виноват.
— Тебя-то обманешь! Эх… Когда пришли эти два брата за кладом, я сначала обрадовался, думал, упокоюсь наконец. А теперь опять!..
— А нужен ли он тебе, этот покой? — задумчиво спросила ведьма.
— Не знаю, — так же задумчиво отозвался Павел Ермолаев. — Не знаю, Глаша.
И оба, вздохнув, снова залюбовались пляшущими языками пламени.