Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ.
Самуил МаршакИ явились в тот город трое волхвов из далеких земель, и пришли они к указанному месту, и свершили проскинезу, и преподнесли в дар золото, ладан и мирру. И самый старый и мудрый из волхвов рек благим голосом:
— Э-э-э… а кто-нибудь помнит, зачем мы сюда приперлись?
Утраченный эпизод— Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
— Чепуха! У ветра нет щек! Как может лопнуть то, чего нет?
— Это метафора. Ну, знаешь, говорят же, например: «пей, пока не лопнешь». Никто же не думает, что он и в самом деле лопнет?
— Кто «он»?
— Тот, кому говорят, само собой.
— Ну, даже не знаю… Когда я говорю «пей, пока не лопнешь», человек обычно так и делает. Помнишь, в прошлый раз?
— Да, тогда все стены забрызгало…
— Хррр-пс… хррр-пс-пс…
— Он опять уснул. Разбуди его!
— А?! Что?! Кто уснул, я уснул?! Я просто устал и прикрыл глаза!
— Ты храпел.
— Неправда. Я не храпел.
— Храпел, храпел, мы слышали.
— Храпел, точно храпел. Вот этот «хррр…» — это что было, если не храп? Ты храпел.
— Это от задумчивости. Когда я углубляюсь в раздумья, то всегда издаю… всякие звуки.
— Да, но обычно они звучат по-другому — «скрип-скрип». Ну знаешь, как от ржавых шестеренок. А в этот раз был явный «хррр…». Ты спал и храпел во сне.
— Я никогда не храплю. Это все наговор!
— Ты храпел, следовательно ты спал. Эрго!
— Что?
— Ну, это такое умное слово — означает, что я все убедительно доказал.
— Чепуха! Это слово значит совсем не это!
— А что же тогда?
— Э-э-э… не помню. А ты сам-то помнишь?
— Подзабыл. Но сейчас вспомню…
— Не вспомнишь, там страница вырвана.
— Где?
— В словаре, который ты листаешь. Думал, мы не заметим?
— Что-то меня знобит… Этот плед ужасно тонкий. А борода совсем не греет. Не вскипятить ли нам по кружечке чайку?
— Отличная идея! У кого сахар?
— Вот, у меня в кармане. М-дя уж, давненько я тут не убирался, столько мусора… Ну что, кипятим на счет «три»?
— Идет. Только не как в прошлый раз.
— Нет, как в прошлый раз нам совсем не нужно.
— Итак, раз… э-э-э… раз… э-э-э…
— Что такое?
— А какая цифра идет между разом и тремя?
— Ну, это просто! Сейчас вспомню… А на какую букву она начинается?
— Оставь ты эту цифру, давайте кипятить на счет «раз»!
— Отличная идея. Итак, раз!
…
— Ну и что это такое?
— Ну подумаешь, немного ошиблись, немного перепутали, с кем не бывает…
— Может, в книге ошибка? Помните, как в прошлый раз?
— А, это когда ты прочитал строчку задом наперед и на нас сошла лавина?
— Нет… хотя этот случай тоже подходит. Все-таки, почему чайник не вскипел?
— Не знаю. Может, опечатка?
— Или мы что-то напутали?
— А еще интересно, почему рыбы всплывают кверху брюхом… о, чуете, ухой пахнет!
— Да, и вода за бортом кипит… Это ведь не мы?
— Да мы-то тут при чем? Мы чайник кипятили, а не море.
— Раз уж все так удачно сложилось, предлагаю просто налить в чайник воды из-за борта.
— Но она соленая. Чай с сахаром — это хорошо, а чай с солью — это на любителя.
— Я не любитель.
— Да оставь ты этот чай, лучше ушицы похлебаем! Когда мы последний раз ели уху?
— Э-э-э… а на какую букву она начинается?
— Да выкинь ты этот словарь!
— Отдай!
— Отпусти!
— Отдай сюда!
— А ну, прекратите, молокососы! Дайте мне!
— Сам ты молокосос! Дай сюда!
— Не отдам, мое!
— А ну, прекратите! Я вам сейчас!.. Вот вам!
…
— Ну и что это такое?
— Пробоина в днище.
— Днище? А что такое «днище»?
— То, на чем ты сидишь, старый идиот!
— Хм-м, странно, я-то всю жизнь думал, что это задница… век живи, век учись…
— Чему можно научиться всего за век?
— Не знаю, лично я ходить учился дольше… кстати, до сих пор плохо получается. Интересно, в чем тут секрет?
— Да это просто поговорка.
— Поговорка?… Сейчас проверим… а где мой словарь?
— По-моему, утонул.
— Да нет же, вот он!
— Где?
— Да вот, у тебя в руке! Отдай!
— Хм-м, а мое днище промокло…
— Слушай, а у нас остались чистые пеленки?
— Нет, все извели. Этот старый идиот все время мочится под себя.
— Неправда, не все время! Только утром, вечером и еще иногда после обеда!
— Э-э-э… да я не про тебя, а про него.
— А, ну он-то почаще, да… Пьет много.
— Хм-м, а у меня и живот промок…
— Да ведь это лодка тонет!
— Тонет? Это как?
— Ну, вода входит через пробитое днище, а воздух уходит… на ее место. Скоро мы тоже утонем.
— Может, ее как-нибудь починить?
— А как чинят лодки?
— Лодка? Это что?
— Да, давайте сначала определимся, что есть лодка. Это фрукт, овощ, минерал или сумхотепель?
— Сумхотепель? Что такое «сумхотепель»?
— Не знаю. А разве есть такое слово?
— Это ты его только что произнес. Сам и скажи — есть ли такое слово?
— Хм-м, чайник утонул…
— Э-э-э… кто-нибудь помнит, что мы тут вообще делаем?
— Тонем, кажется. Лодка же прохудилась…
— Может, сделаем новую лодку?
— А мы сумеем? Разве для этого не нужно быть… ну, столяром, например…
— Я однажды разговаривал со столяром. Это считается?
— Думаю, считается. Ну что, на счет «три»?
— Э-э-э… а какая цифра…
— Нет, лучше на счет «раз». Итак, раз!
…
— Ну и что это такое?
Давайте быстренько расскажем коротенькую историю…
Бриджет и Джером ДобсоныЧертанов облокотился на фальшборт, глядя на солнце, медленно опускающееся в воду. Удушающая жара спала, воздух наполнился вечерней прохладой, а шеф наконец-то перестал потеть.
Петр Иванович Колобков, работодатель Сергея Чертанова, отличался внушительным телосложением. Но не в смысле роста и уж тем более не в смысле бицепсов. Он удивительно точно соответствовал своей фамилии — невысокий, лысый и круглый, как шар. Крохотные глазки и ушки, носик-пуговка, коротенькие ручки и ножки — колобок, да и только.
Сейчас он умиротворенно опорожнял третью кружку пива, любовался закатом и время от времени перелистывал страницу детектива, купленного в предыдущем порту. Сергей до сих пор удивлялся, как шеф умудряется читать книгу на португальском, не понимая ни единого слова.
— Серега, ты чего там скучаешь? — весело окликнул его начальник. — Ком цу мир, переведешь мне эту ботву! Пивка выпьем!
Сергей только тоскливо простонал. Он любил пиво, но на суше, не на море. Прекрасно знал, что стоит ему принять хоть чуть-чуть, и желудок немедленно взбунтуется — организм Сергея искренне не понимал, как можно сочетать алкоголь и качку. Даже такую ничтожную, как сейчас. Это шефу хорошо — у него желудок луженый, он с малолетства тренируется.
— Все пьете, Петр Иваныч? — грозно нависла над блаженствующим шефом дама огромного роста. — Пьете и пьете, пьете и пьете… Да на вас уже костюмов нет — вон пузень какую своим пивом растянули!
— Матильда Афанасьевна, какое го… счастье! — неискренне заулыбался шеф. — А мы-то уже, грешным делом, наде… боялись, что вас за борт унесло! Вот бы радо… трагедия была бы!
Матильда Афанасьевна Сбруева, в девичестве Штуцерман, была ночным кошмаром шефа. Да и Сергей старался держаться от этой старой мымры подальше. Ибо Матильда Афанасьевна была Тещей с большой буквы — самим воплощением этого ужасного слова. Пожилая мадам отличалась телосложением самки носорога, примерно таким же характером и небольшими, но достаточно заметными усами. Зятя она люто ненавидела, считала, что он испоганил всю жизнь ее единственной доченьки, и портила ему настроение всем, чем только могла.
А могла она очень многое.
— А ты что там стоишь?! — перевела внимание на Чертанова Матильда Афанасьевна. — Вы бы, Петр Иванович, приструнили секретаря-то своего, приструнили! А то я его сама приструню! Ишь, моду взял — пожилой женщине хамить!