— А вы бы, Петр Иваныч, сами сготовили чего, вот я б на вас посмотрела! — огрызнулась Матильда Афанасьевна. — Я тут вся на нервах! Заманили нас куда-то к черту на рога, и сидите, курочку кушаете!
— А что я должен делать? — удивился Петр Иванович.
— Петя, ну ты же у нас капитан, вот и думай, — мягко попросила жена.
Колобков стянул с плешивой макушки капитанскую фуражку, купленную аккурат перед отплытием из Санкт-Петербурга (чисто ради форса), и мрачно на нее уставился. Впервые до него начало доходить, что капитан — это не просто человек, картинно стоящий на мостике и глядящий вдаль. Капитан на судне — царь и бог, все ему подчинены, но и он отвечает за всех и каждого. Любая возникшая проблема — это прежде всего проблема капитана.
Конечно, в навигации Петр Иванович не понимал абсолютно ничего. Но зато у него имелся обширный опыт руководящей работы. А от хорошего капитана в первую очередь требуется именно это — умение управлять людьми. А для навигации есть штурман.
— Гешка, ну-ка, отнеси Василь Василичу пайку, — вспомнил о штурмане Колобков. — Вы тут чавкаете в четыре щеки, а он там за штурвалом стоит, голодный…
— Я не Геша, я Вадик! — обиженно заявил Гешка.
— Тоже мне отец — детей не различает, — поддакнул Вадик.
Петр Иванович посмотрел на детей тяжелым взглядом Медного Всадника. Когда-то папаша честно пытался выучить, кто из близнецов кто, но они родились настолько похожими, что он так и не преуспел. К тому же детишки совершенно не желали сотрудничать. Отец пытался одевать их по-разному — они менялись одеждой. Пытался стричь по-разному — на следующий же день стрижки становились одинаковыми. Однажды, когда его довели до отчаяния, Колобков написал на лбах близнецов имена несмываемыми чернилами.
Всего через час обе надписи превратились в совершенно идентичные картины Малевича.
— Я сама отнесу, — гордо встала из-за стола Матильда Афанасьевна. Бравый штурман тоже вызывал у нее симпатию. Тем более, что вдовец. — Дети у вас, Петр Иваныч, все в вас — толстые и бестолковые!
— Вроде туман рассеивается, нет? — с притворной озабоченностью выглянул в окно Колобков, изо всех сил стараясь удержаться от замечания, что он не толстый, а полный. И то не слишком. А вот у самой Матильды Афанасьевны с фигурой проблемы посерьезнее, чем у Натальи Крачковской.
— Иваныч, глянь-ка сюда, — подозвал его Угрюмченко, стоящий на злополучных весах. — Серый, смотри, еще одна загогулина…
Все моментально вскочили из-за стола (кроме ленивой жены капитана) и сгрудились вокруг весов.
— Свет, вот ты у нас умная, скажи — может человек за два дня похудеть на семь кило? — спросил Петрович.
— Вряд ли… — усомнилась Светлана. — Даже если совсем ничего не есть… А вы ведь ели?
— Ну, как обычно.
— Петрович, так ты же сам эти весы подкрутил, — вспомнил Сергей.
— Так я обратно все сделал — мне ж и самому свеситься интересно. Позавчера только свешивался — семьдесят девять, как всегда. А сегодня — фу-ты, ну-ты! — семьдесят два!
— Может, не до конца докрутил?
— Серый, я на подлодке механиком служил! — возмутился Угрюмченко. — Там знаешь как — чуть где что, и все — буль-буль, карасики. Что я — с весами дурацкими не управлюсь?
— Ну-ка, дай я взвешусь, — столкнул его Колобков. — Гы-гы, восемьдесят восемь… Может, не врут, а? — с надеждой спросил он.
— А сколько быть раньше? — спросил Грюнлау.
— Девяносто пять у него всегда было, — подала голос Колобкова. — С хвостиком.
Взвесился Сергей — вместо всегдашних шестидесяти двух получилось пятьдесят семь. Грюнлау заработал восемьдесят шесть, хотя раньше было девяносто четыре. Близнецы похудели с шестидесяти четырех до пятидесяти девяти. Худенькая Светочка сбросила вес с пятидесяти до сорока шести.
Зинаида Михайловна взвешиваться отказалась.
— Жалко, других весов на борту нет — эксперимент проконтролировать, — задумался Сергей. — Поди угадай — в весах проблема, или опять какая-то чертовщина.
— А вы заметили, что все теряют в весе около восьми процентов? — вычисляла что-то на часах с калькулятором Света. — Жалко, эти весы граммы не показывают, а то бы точнее подсчитали…
— Свет, а сколько же они тогда твоей бабушке показали? — задумался Сергей. — Вчера у нее сто двадцать было…
— Значит… сто десять, — подсчитала Света.
— Да еще я на полста назад открутил, — напомнил Угрюмченко.
— Шестьдесят?! — поразился Петр Иванович. — И Матильда поверила?!
— Иваныч!!! — донеслось из переговорного устройства. — Дуйте все на полубак, я вам такое покажу!!! Я такой чертовщины… такой чертовщины…