Выбрать главу
Д'Артаньян глазами искал, нет ли какой-нибудь портьеры, за которой он мог бы укрыться, и ощущал непреодолимое желание забраться под стол. "Well, my Captain," said Porthos, quite beside himself, "the truth is that we were six against six. - Так вот, господин капитан! - воскликнул Портос, потеряв всякое самообладание. But we were not captured by fair means; and before we had time to draw our swords, two of our party were dead, and Athos, grievously wounded, was very little better. For you know Athos. Well, Captain, he endeavored twice to get up, and fell again twice. - Нас действительно было шестеро против шестерых, но на нас напали из-за угла, и раньше чем мы успели обнажить шпаги, двое из нас были убиты наповал, а Атос так тяжело ранен, что не многим отличался от убитых; дважды он пытался подняться и дважды валился на землю. And we did not surrender-no! Тем не менее мы не сдались. Нет! They dragged us away by force. Нас уволокли силой. On the way we escaped. По пути мы скрылись. As for Athos, they believed him to be dead, and left him very quiet on the field of battle, not thinking it worth the trouble to carry him away. Что касается Атоса, то его сочли мертвым и оставили спокойно лежать на поле битвы, полагая, что с ним не стоит возиться. That's the whole story. Вот как было дело. What the devil, Captain, one cannot win all one's battles! Черт возьми, капитан! Не всякий бой можно выиграть. The great Pompey lost that of Pharsalia; and Francis the First, who was, as I have heard say, as good as other folks, nevertheless lost the Battle of Pavia." Великий Помпеи проиграл Фарсальскую битву, а король Франциск Первый, который, как я слышал, кое-чего стоил, - бой при Павии. "And I have the honor of assuring you that I killed one of them with his own sword," said Aramis; "for mine was broken at the first parry.
- И я имею честь доложить, - сказал Арамис, - что одного из нападавших я заколол его собственной шпагой, так как моя шпага сломалась после первого же выпада. Killed him, or poniarded him, sir, as is most agreeable to you." Убил или заколол - как вам будет угодно, сударь. "I did not know that," replied M. de Treville, in a somewhat softened tone. - Я не знал этого, - произнес г-н де Тревиль, несколько смягчившись. "The cardinal exaggerated, as I perceive." - Г осподин кардинал, как я вижу, кое-что преувеличил.
"But pray, sir," continued Aramis, who, seeing his captain become appeased, ventured to risk a prayer, "do not say that Athos is wounded. -Но молю вас, сударь...- продолжал Арамис, видя, что де Тревиль смягчился, и уже осмеливаясь обратиться к нему с просьбой, -молю вас, сударь, не говорите никому, что Атос ранен!
He would be in despair if that should come to the ears of the king; and as the wound is very serious, seeing that after crossing the shoulder it penetrates into the chest, it is to be feared-" Он был бы в отчаянии, если б это стало известно королю. А так как рана очень тяжелая - пронзив плечо, лезвие проникло в грудь, - можно опасаться...
At this instant the tapestry was raised and a noble and handsome head, but frightfully pale, appeared under the fringe. В эту минуту край портьеры приподнялся, и на пороге показался мушкетер с благородным и красивым, но смертельно бледным лицом.
"Athos!" cried the two Musketeers. - Атос! - вскрикнули оба мушкетера.
"Athos!" repeated M. de Treville himself. - Атос! - повторил за ними де Тревиль.
"You have sent for me, sir," said Athos to M. de Treville, in a feeble yet perfectly calm voice, "you have sent for me, as my comrades inform me, and I have hastened to receive your orders. - Вы звали меня, господин капитан, - сказал Атос, обращаясь к де Тревилю. Голос его звучал слабо, но совершенно спокойно. - Вы звали меня, как сообщили мне товарищи, и я поспешил явиться.
I am here; what do you want with me?" Жду ваших приказаний, сударь!
And at these words, the Musketeer, in irreproachable costume, belted as usual, with a tolerably firm step, entered the cabinet. И с этими словами мушкетер, безукоризненно одетый и, как всегда, подтянутый, твердой поступью вошел в кабинет.
M. de Treville, moved to the bottom of his heart by this proof of courage, sprang toward him. Де Тревиль, до глубины души тронутый таким проявлением мужества, бросился к нему.
"I was about to say to these gentlemen," added he, "that I forbid my Musketeers to expose their lives needlessly; for brave men are very dear to the king, and the king knows that his Musketeers are the bravest on the earth. - Я только что говорил этим господам, - сказал де Тревиль, - что запрещаю моим мушкетерам без надобности рисковать жизнью. Храбрецы дороги королю, а королю известно, что мушкетеры -самые храбрые люди на земле.
Your hand, Athos!" Вашу руку, Атос!
And without waiting for the answer of the newcomer to this proof of affection, M. de Treville seized his right hand and pressed it with all his might, without perceiving that Athos, whatever might be his self-command, allowed a slight murmur of pain to escape him, and if possible, grew paler than he was before. И, не дожидаясь, чтобы вошедший ответил на это проявление дружеских чувств, де Тревиль схватил правую руку Атоса и сжал ее изо всех сил, не замечая, что Атос при всем своем самообладании вздрогнул от боли и сделался еще бледнее, хоть это и казалось невозможным.