Я вынужден рассказать вам эту предысторию, чтобы нас не сочли вконец злопамятными за тот способ, каким мы постарались отвлечь внимание Потрэна от наших скромных персон.
Случилась очередная неприятность. Во время переклички было объявлено, что нас ожидает двухнедельная отсидка в карцере, после чего мы направили свои стопы прямиком в канцелярию: раз в две недели приходила почта, и сегодня как раз и был долгожданный знаменательный день.
Капрал скороговоркой выкликал имена, а сержант заносил их в канцелярскую книгу.
– Герман Тор!
Чурбан Хопкинс сделал шаг вперед, поскольку в Легионе он служил под именем Тора. Зачем вообще ему понадобилось служить в Легионе и вдобавок под чужим именем, читатель в свое время узнает; сейчас же нас интересует только письмо. Хопкинс протянул было руку за конвертом, но Потрэн злобно окрысился на него.
– Чего это ты приперся? Отсидка в карцере влечет за собой лишение права переписки.
– Но я еще не приступил… к отбытию наказания, – с трудом выговорил побледневший Хопкинс.
– Заткнись, павиан настырный, иначе велю тебя подвесить! И вы тоже убирайтесь вон! – Последняя фраза относилась к нам с Альфонсом.
Как в воду опущенные, брели мы по двору. Нет в Африке более издевательского наказания, чем лишение права переписки. Ведь ждешь вестей из большого мира, как манны небесной.
– Павианом обозвал!.. – скрежеща зубами, прорычал Хопкинс. – И с чего он на меня взъелся? – Наш друг шагал вперевалочку, такая походка сохранилась у него с тех времен, когда он служил матросом. В незавидной ситуации его, похоже, больше всего возмутило сравнение с обезьяной.
Альфонс Ничейный, с его благородным происхождением, воспринял очередную неприятность невозмутимо. Закурил сигарету, сквозь зубы просвистел какую-то песенку, а затем кратко вынес свое суждение:
– Придется подвергнуть старину Потрэна принудительному лечению. Цепляться к нам по поводу и без повода превратилось у него в болезненную манию.
Тем временем мы добрались до штрафного барака и, как положено, доложили о себе в караулке. К стене были прислонены ружья, охранники явно скучали: кто сидел, кто растянулся на скамейках, двое резались в карты. Капрал делал какие-то записи, рядом на стуле лежало его личное оружие.
– Рядовые номер девять, двадцать один и семьдесят один явились для отбытия наказания.
– Здорово вы, ребята, загремели! – не без сочувствия произнес капрал.
– Чего он к вам привязался, Потрэн этот? – откликнулся второй караульный, для проформы ощупывая наши карманы.
Чурбан Хопкинс ненароком опрокинул стул, в результате чего личное оружие капрала, а также кое-какие бумаги и полевые карты очутились на полу. Мы бросились их подбирать…
– Ну, что ж… пошли!
И мы отправились вслед за надзирателем.
…В карцере уже сидел арестант – старик Левин. Мы знали, что он тут сидит, только лично никогда с ним не встречались. Когда нас перевели в этот форт, Левин уже был за решеткой.
Он служил рядовым десятый год и был хорошим солдатом, но время от времени как с цепи срывался. Прежде всего раздобывал денег – если не получалось по-другому, вламывался в чужой дом или грабил прохожих на улице. Разжившись деньгами, устраивал побег, но бежал лишь до первого города, а там заходил в ресторан, какой получше, и наедался до отвала всякими вкусностями: мясом жареным-пареным, пирожными с кремом… Случалось, что требовал подать ему каштанового пюре и меду турецкого, а это изысканные лакомства на господский вкус. (Уж мне ли не знать, ведь я когда-то вращался в светском обществе!) Отведя душу, Левин сдавался ближайшему патрулю и ждал наказания.
На какое-то время он утихомиривался, а потом все начиналось по новой: добывание денег, побег, обжираловка… Похоже, им владела неутолимая страсть к изысканным яствам; так маньяк, жаждущий крови, не находит себе покоя. Поэтому бедняга Левин свой пятилетний срок трубил уже десятый год, поскольку отбытие наказания не засчитывается за службу в Легионе.
В данный момент Левин пребывал в ожидании этапа с севера, который доставил бы его в Игори, где заключенные и туземцы строили железную дорогу вдоль реки Конго. Аккурат неделю назад на гурмана напала «котлетная чума» или «кремовый мор» – называйте как хотите. Старик похитил из полковой кассы тысячу франков и налопался до потери сознания. Вернее, он еще не успел впасть в беспамятство, потому как на сей раз его застукали в разгар пиршества. Левин яростно отбивался, до последнего отстаивая индюшачью ногу, а блинчик отняли у него, насилу разжав пальцы.