– Каковы наши дальнейшие планы?
– Прежде всего необходимо привести себя в порядок, – небрежно бросил Альфонс.
Оказалось, что у жандарма, спущенного им в фуражную яму, наш приятель позаимствовал не только мундир, но и платяную щетку. Форма на редкость шла Альфонсу – залюбуешься. Пожалуй, даже мне было бы трудно соперничать с ним.
– Нам предстоит опасная игра. Успех или провал зависят от того, сколько времени понадобится жандармам, чтобы добраться до радиопередатчика.
– Выкладывай все, что задумал.
– Садитесь… Ивонна, выпейте глоток рома и слушайте меня внимательно.
Альфонс Ничейный изложил свой план, и мы долго сидели молча, не решаясь заговорить.
Такой дерзкий и рискованный замысел мог родиться разве что в этой отчаянной голове.
3
В тот день обитателей оазиса Тимбак ждала сенсация. На рассвете здесь объявился стройный красавец жандарм и доставил связанными троих беглецов, вот уже которые сутки державших в страхе всю округу.
Парню неслыханно повезло: он патрулировал вверенную ему территорию, когда беглые легионеры, измученные долгими скитаниями по джунглям и пустыне, решили добровольно сдаться. Усталые, подавленные, теперь они тоскливо сидели в казарме, где находился постоянный жандармский пост Тимбака в составе пяти человек.
Один из беглецов – совсем юный паренек, другой – хорошо известный по разыскным объявлениям невысокий, плотный субъект, третий пленник с лицом красивым и умным, с печатью грусти на челе, столь характерной для тружеников пера.
Все население оазиса – двадцать душ аборигенов – столпилось под окном казармы, где, собственно, ничего не происходит. Беглецы угрюмо молчат.
Наконец приземистый субъект, обратившись к капралу, просит – ради всего святого – угостить его глотком спиртного и сигарой.
Просьбу его выполняют. Здесь никто на беглецов зла не держит. Они и без того натерпелись, бедняги, а уж в форте им зададут жару – мало не покажется.
– Да, парень, удача тебе улыбнулась, – замечает толстяк-жандарм из местных своему красавцу коллеге, доставившему пленников. – Кстати, а где девушка, о которой говорится в разыскном листе?
– Говорят, два дня назад скончалась.
– Ничего удивительного, после таких-то передряг… Но тебе хороший кусок обломился!
– Эх, в кои-то веки повезло нашему брату жандарму! Надо бы это дело обмыть. Где тут у вас питейное заведение?
В окне появилась лошадинообразная физиономия какого-то туземца.
– Заведение – это я, господин руми. У меня в шатре большая бутыль спиртного, ракия называется…
– Тащи ее сюда!
– А ты пока что свяжись с гарнизоном От-Ори, – говорит один из жандармов толстяку-сержанту.
– Ох ты, совсем запамятовал! Ведь нам велено сразу же сообщать в ближайший форт, ежели что станет известно о беглых легионерах.
Упитанный пленник даром время не теряет и обращается с просьбой к другому жандарму из местных – во имя Господне дать что-нибудь закусить, но с мученическим видом добавляет, что холодную баранину он на дух не переносит.
Кто ж откажет страдальцу в таком пустяке: за решеткой наголодается!
– Вот ваша выпивка! – кричит торговец с вытянутой физиономией – как есть лошадиная морда.
– Выпьем, сержант! – подбадривает коллег счастливчик.
Затем в форт уходит сообщение о том, что некий бравый жандарм в одиночку доставил в Тимбак троих беглецов, связав их для надежности. Комендант крепости поздравил героя с успехом и велел незамедлительно препроводить к нему пленников. Если поспешить, то группа к вечеру прибудет в форт.
Пленники слышат разговор, и бодрости он им не прибавляет.
Упитанный коротышка, заклиная всем святым, просит дать ему свежую газету, однако сержант торопит группу отправляться в путь.
Пленников связывают покрепче, затем все рассаживаются по верблюдам, и процессия движется в форт.
Помимо красавца-везунчика, арестованных сопровождают толстяк-сержант и два рядовых жандарма.
Население оазиса бурно приветствует их, размахивая платками.
Отъезжающие прихватили с собой в дорогу бутыль с выпивкой – дар трактирщика с лошадиной мордой вместо лица.
Солнце палило нещадно, однако жандармам было весело. Еще бы, такой удачный день! К тому же дорогой они опрокинули стаканчик-другой, и сержант, вообразив себя оперным баритоном, принялся распевать арии.