…Я счастлив был бы отдать жизнь за одну лишь возможность схватить Турецкого Султана за глотку под выпирающим кадыком и сдавить ее намертво.
5
– Давно говорю: перестрелять их всех, как бешеных псов! – талдычил свое Одноглазый.
– Здесь мне решать, понял? – негромко процедил капитан, смерив своего подручного ледяным взглядом.
Одноглазый сразу же заткнулся. Капитан, на вид кроткий да любезный, видать, сумел себя поставить.
– Вчера мне опять удалось их подловить! – гнусно заржал Султан. – Ничего не стоило скормить им наживку, будто бы я на их стороне, а все остальное – просто так, для видимости. Ну, они и попались на крючок, выложили свои планы про побег и доставку письма.
Я чуть не лопнул от злости!
– Прежде всего мне хотелось бы ознакомиться с письмом! – явно занервничав, сказал капитан. Он вскрыл конверт и пробежал глазами написанное, после чего презрительно усмехнулся.
– Надеялись, господин генерал, что это может мне повредить? Признаться, я считал вас более опасным противником. Даже если бы ваше послание прочли те, кому оно предназначалось, вы все равно не достигли бы своей цели. В принципе следовало бы убрать вас одного и замести кое-какие следы. Нет, расстреливать я никого из вас не стану, казней здесь не существует. Достаточно будет уничтожить этот плот, еще с десяток целых досок вам не сыскать, даже если вы разберете всю хижину.
На наших глазах четверо солдат подхватили плот и сбросили его в реку. Тем самым все пути бегства из Игори были для нас отрезаны, и сделал это не кто иной, как Турецкий Султан!
Только бы привел Господь поквитаться с подлым изменником!
– Пошли! – скомандовал капитан Одноглазому. – Выгрузка материалов не терпит промедлений.
– Я покамест постерегу их, господин капитан! – заверил начальство Турецкий Султан. – Теперь для меня это вопрос жизни и смерти, ведь стоит кому-нибудь из этой троицы вырваться на свободу, и мне кранты. Вот этот зверюга вчера набросился на меня… Ну да не беда, он у меня получит сторицей!
У Султана не только рука, но и нога тяжелая: от его удара у меня аж в голове загудело. Капитан оттащил истязателя.
– Жестоких методов я не одобряю! Побудьте с ними, Буланже. Как только с разгрузкой будет покончено, я пришлю вооруженную стражу. Отныне они ни на минуту не останутся без присмотра.
– Мы еще с ними намаемся… – недовольно пробурчал Одноглазый.
– Всё-то вам мерещатся ужасы! – отмахнулся капитан.
Султан достал свою пушку.
– Буду ждать вас с пистолетом на изготовку. Эти опасны даже в связанном виде.
Капитан и Одноглазый убрались вместе с солдатами. Через распахнутую дверь мы видели, как они поспешно рассаживаются в лодке.
– Ну как самочувствие, братва? – задиристо обратился к нам Султан.
Я бессильно барахтался, пытаясь освободиться, но веревки только сильнее врезались в тело.
– Господи, хоть бы сбросить их на минуту!
– Чего ж ты раньше-то не сказал? – Удивился Султан. Отложив пистолет, он подошел ко мне и перерезал путы.
Вы что-нибудь поняли? Я тоже нет. Но и вникать не стал. Вскочил на ноги и – к нему!
– А теперь… теперь… – Меня душила ненависть.
– А теперь закрой дверь. Не ровен час, заметят с реки…
Затем он освободил от пут всех остальных, даже Хопкинса и Альфонса Ничейного!
Мы втроем подступили к нему вплотную, так что он не мог и шелохнуться. Потрэн трясущимися руками извлек револьвер.
– Пожалуй, на сей раз ты не успеешь оправдаться, – прошипел Альфонс, и вид его не предвещал ничего хорошего.
– Чего раззявили пасти? – окрысился Султан. – Думаете, я вас боюсь? – Он вытащил из кармана кухонный нож. – А ну, подходи! Хошь по одиночке, хошь всем скопом!
– Ах ты, грязная свинья! – взревел Хопкинс и рванулся было к нему, но нас разняли генерал и его дочь.
Альфонс Ничейный закурил сигарету, вид у него был холодный, недобрый.
– Успокойтесь! – взывал к нам Дюрон.
– Хватит строить из себя суперменов! Подходите, померяемся силой!
Чурбан Хопкинс, которого держали генерал и Левин, пытался достать Султана ногой.
– Говори! – скомандовал Альфонс Ничейный.
– Пусть лучше ничего не говорит! – хрипел, силясь вырваться Хопкинс. – Стоит только ему заговорить, и он опять выйдет сухим из воды, нечисть поганая! Отпустите меня, руки чешутся наконец добраться до него!
– Отпустите его! Я ему покажу, кто тут нечисть поганая!
– Да уймитесь вы! – силой удерживал меня Потрэн.
Шум, гам, толкотня…
– А ну, тихо! – цыкнул Альфонс Ничейный, и мигом все смолкло. Испанец вкрадчивым шепотом обратился к Султану.
– Мы тебя слушаем.
– Обзываются тут… свинья грязная, нечисть! Чистюли какие выискались… Меня небось не водили в баню под полицейским конвоем, как некоторых!
– Да замолчите же наконец! – Одно неуловимое глазом движение, короткий вскрик, и… нож Турецкого Султана оказался в руках Альфонса.
– Выкладывай все как на духу, да поживее!
– Тут и выкладывать-то особо нечего. Вчера вечером послали на остров капрала, чтобы тот подслушал ваши разговоры. Я же узнал об этом через свой «слуховой аппарат» – дырку в полу. Мне было ясно, что вы, конечно, станете говорить о побеге. А если упомянете о моем участии, тогда и вовсе дело швах. Надо было во что бы то ни стало опередить доклад Беспроволочного Телеграфа. Я заскочил на минуту к Квасичу, потом помчался к капитану. Сказал, что вы обсуждали со мной план побега на плоту, и я для вида согласился помочь вам. Вот и все… Ты чего, чего? – обратился он к Альфонсу, который еле сдерживал себя. Спокойно, четко, чуть ли не по слогам, тот бросил в лицо Султану:
– А письмо? Зачем ты отдал им письмо генерала?
– Вот это, что ли? – Турецкий Султан вытащил из кармана письмо с нетронутыми пятью печатями.
Глава восьмая
1
Куда всем цирковым фокусам против этого!
– Цело! Письмо цело! – Генерал, вне себя от радости, ощупывал конверт.
Впервые в жизни я видел Альфонса Ничейного удивленным и даже слегка растерянным.
– Тогда что же ты отдал капитану?
– Конверт, который заранее приготовил, а настоящее письмо подменил по ходу дела.
– Что было в том конверте, который ты им подсунул?
– Липа, которую сочинил вчера Квасич. А если конкретно, то в этом письме генерал сообщает о том, что его держат в плену, что обстановка в Игори подозрительная: с заключенными легионерами обращаются слишком мягко. Правда, строительство железной дороги продвигается, но трудятся там негры, а арестанты ведут себя как господа. Необходимо как можно скорее провести расследование.
– Лучше не придумаешь! – просиял Дюрон. – Значит, мошенники не догадаются, что мне известна суть их аферы, и будут продолжать свое грязное дело, даже если вам удастся бежать…
– Тем временем подоспел капрал, но принесенные им сведения уже не оказались сенсацией, – продолжил свой рассказ Турецкий Султан. – Конечно, он слышал все: что господин генерал собственноручно чертит карту, что Оковалок таскает у Хопкинса недокуренные генеральские сигары, потому как просить ему не хочется…
– Говорил же вам, чтобы не позволяли ему оправдываться! – в сердцах вскричал Хопкинс. – В результате окажется, что мы же еще и руки ему целовать должны…
– Не факт, что я разрешу…
– Зато теперь нам не убежать! Был у нас плот, да сплыл…
– Кому он нужен, плот этот? – спросил Султан и присвистнул…
Сквозь проломленную стену соседней комнаты доносился шум реки, а сейчас кто-то негромко отозвался на свист…
На волнах покачивался баркас, груженный всякими припасами. На веслах сидел Федор Квасич, бывший судовой врач с подмоченной репутацией.