Кстати о Марксе. Месяца три назад его осиротевший бюстик черного мрамора исчез из сквера перед клубом «Ракетостроитель». Примерно в это же время на городском кладбище соорудили капитальное надгробие бывшему директору мебельного магазина. И здесь фигурировал бюст черного мрамора, только шевелюра и борода поменьше. Говорят, покойного и при жизни часто путали с вождем мирового пролетариата.
В полдвенадцатого я вымыл руки и пересчитал гонорар.
Радушные хозяева чуть не насильно усадили меня за дощатый стол. Положили домашних солений, вареных яиц, нарезали черного хлеба. Как ни отказывался, налили водки. Сказали, что покойник — их старший брат — был очень хорошим человеком.
А почему бы, собственно, и не помянуть хорошего человека?
Тем более, что сейчас на кафедре полным ходом идет «премедикация». Уже подъехали первые ласточки, и, пока младшие по званию ищут недорогое, но емкое транспортное средство, старшие «квасят» в аудитории. Или у Юлика в кабинете.
Дедки рассказывали историю их родной Салтыковки — до войны фешенебельного дачного местечка. Кот ходил вокруг печки. За окном завязались яблочки. Солнце играло в стакане, снова наполненном до краев.
Жизнь прекрасна! То, что лежит в соседней комнате, меня не касается. Им время тлеть, а нам цвести. Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Теперь only sky is the limit[42].
Дома я облачился во все белое — джинсы, майку и кроссовки.
На Николиной горе фраки вне закона.
Когда 84-й подъезжал к Боткинской, из ворот навстречу ему выскочил «пазик» с красно-черным транспарантом по борту. Меня посетило дежавю.
Из окна чуть не по пояс высунулся Лупихин, явно кого-то высматривая.
Я заорал «Гоша!» и рванул створки. «Пазик» обогнул 84-й и притормозил.
— Мальский вечно опаздывает. Даже в такой день!
— Дела.
— Штрафную!
Вся компания в сборе. Гоша, Игорь, Сережа, Юлик, Фас, Соколова, Омар и кучка ординаторов первого года.
На площадке для гроба красовались несколько ящиков «сухого».
— Что, другого экипажа не нашлось?
— Не переживай, остановимся подальше.
Мы пили «сухое» из горла, пока водитель разбирался с Алтуфьевским и Коровинским шоссе. Потом сориентировался.
Когда сворачиваешь на Николину гору, понимаешь сильных мира сего. Их вкус и выбор. Эдакий среднерусский рай: полоска Москвы-реки слева, сбегающие к ней рощицы и лужайки, усеянные стогами. Пригорки и овражки, живописные мостики… Справа высокий забор.
Начали собирать партийные с-носы. Партия крупная, поэтому скинулись по трешке.
Покрякивая и попукивая, выгрузили ящики. Послали гонца за подкреплением, которое не заставило себя долго ждать.
На днях рождения Нелли Алиевны подарков не полагается — такова традиция. Цветы шефиня на дух не переносит. Каждый приезжает со своим пойлом, определяя качество и количество оного своими потребностями и возможностями.
У профессорши большая дача. Гектарами не мерил, но два дома и теннисный корт уместились. И никаких грядок. Уважаю.
Во дворе буквой «П» сдвинули столы. Рассчитывают человек на сто пятьдесят. На левом фланге сгруппировалась родня. На правом локоть к локтю сидели реаниматологи 18-о отделения. Вперемешку с молодыми докторами разместились анестезистки.
Ординаторши накрывали столы. Они провели у плиты, точнее, у плит в общей сложности около суток.
Я пристроился поближе к профессорше. Нелли Алиевна рассказывала о последнем конгрессе ВФОА в Вашингтоне.
Обычный конгресс: семинары, круглые столы, стендовые доклады. Организаторов и спонсоров не меньше, чем рядовых делегатов.
Презентации фармацевтических компаний идут параллельно в нескольких аудиториях.
Вдруг какая-то фирма в рекламных целях обещает по сто долларов за присутствие. «Совки» ринулись в означенном направлении, сметая все и всех на своем пути. Отсидели полтора часа. В конце концов выяснилось, что деньги перечислят американским гражданам (по карточкам участников), причем безналом.
Ну почему, почему, товарищи, на подобные мероприятия не командируют практикующих врачей? Ведь на действительных и прочих членов валюту находят. Представляете, если бы на международные соревнования отправляли представителей Госкомспорта без сборных?
Представляем. Уже привыкли.
Но мы (то есть кафедра) со своей стороны делаем все возможное и невозможное, чтобы приобщить отечественных тружеников клинка к достижениям мировой анестезиологической науки. Взять, к примеру, прошлогодний советско-германский симпозиум или недавний курс лекций в Москве под эгидой ВФОА. Принимаем ведущих светил из США, Великобритании, Японии.
Нелли Алиевна говорила вполголоса, да никто особо и не прислушивался. Кафедралы знают, что вышеупомянутый курс проводился на английском языке — синхронный перевод в наше время стоит недешево.
После недели тарабарщины и мелькания разноцветных слайдов курсанты получили красиво оформленный сертификат и разъехались по городам и весям — с тем же багажом знаний, с каким и приезжали. Многие спекульнули черной икрой и накупили баксов по курсу ниже «черного».
А отделенческим не до конгрессов. На анестезиологию Боткинской обрушилась очередная черная полоса.
У Полины Стефановны умер плановый больной — анафилактический шок от полиглюкина. Всевидящий, всеслышащий и всезнающий Львов прошляпил отца Ревякова.
В 87-м тот перенес резекцию по язве двенадцатиперстной кишки и до начала 90-х чувствовал себя нормально. Потом развилась язва анастомоза.
Произвели ваготомию[43]. После операции появились неврологические расстройства с нарушением глотания и поперхиванием. Больной продолжал лечиться в 15-й хирургии, пока не заработал аспирационную[44] пневмонию. По личной просьбе Ревякова его перевели в ГБО и в первый же день наложили трахеостому. Нарастала дыхательная недостаточность, присоединились не вполне понятные боли в животе.
Многочисленные бронхоскопии, релапаротомии, ИВЛ и вазопрессоры не предотвратили печального исхода.
Наверное, Ревяков еще долго не сможет здороваться с нашим братом без подспудного желания набить морду. Порноспасатели!
Гошина соратница Рона Натановна порвала пищевод во время интубации. Последовала еще одна операция, сейчас лечат от медиастинита[45]. Чем все кончится, пока неизвестно.
На единственном бесплатном дежурстве в «неотложке», которое должны отбывать аспиранты ежемесячно, я умудрился поиметь две трудные интубации. В обоих случаях на выпавших грыжах межпозвонкового диска. В обоих случаях интубировал в положении больного на боку. В обоих случаях чувствовал, что лучше делать это на спине и уже потом поворачивать. В обоих случаях все обошлось. Так что на общем фоне мои треволнения выглядят мелкими до микроскопических.
А у реаниматологов не бывает светлых и черных полос — одно говно… Вон как набычились и молча надираются.
Подтягивался нобилитет — профессура, доцентура (Паша бы продолжил: политура, хронитура) — из близкородственных институтов.
Нобилитет приветствовали сдержанно — без вставания и громких продолжительных аплодисментов. Демократия-с.
Подносили новые и новые ящики со спиртным, меняли закуску.
Постепенно набирая силу, заморосил дождик. И откуда он только взялся? Наверное, с неба.
Вода с непроверенным уровнем радиоактивности разбавляла напитки и салаты. Нобилитет позвали в дом. Мне поручили сколотить бригаду носильщиков для частичного перемещения внутрь мебели.
Внутри высокая стройная девушка в легком платье колдовала над стареньким катушечным «Грюндигом». Она просунула зачищенный проводок в паз на задней панели и грациозно повернулась к немому динамику.
Я тоже онемел.
В «дачной форме одежды» (цитирую текст официального приглашения) моя былая соперница и — в скором будущем — соседка по оксфордскому общежитию смотрелась просто потрясающе. Наверное, вчера мне что-то помешало ее толком рассмотреть.