Она кинула взгляд на Пискунова. За Пискуновым шла слава спорщика. Он был дотошный во всяком вопросе, особенно политическом. В нижегородскую весеннюю встречу Пискунов не соглашался с Владимиром Ильичем, отчаянно спорил. А сейчас? Сидит, положив ногу на ногу, обхватив колено руками, взлохмаченный, с повисшим на лоб чубом, — воплощённая пристальность.
Не ему ли говорит Владимир Ильич, что газета «Искра» намерена обсуждать все оттенки наших взглядов и мнений? У Пискунова вопросительно вырвалось:
— Да?
— Да, да и да! Необходима полемика. Необходимо открыто обсуждать все разногласия, нельзя прятать. Если есть несогласия, давайте спорить, убеждать. Но не приказывать. Нельзя приказывать: думай так. Будем учиться убеждать. Наша газета «Искра» намерена это делать.
Пискунов отпустил колено, ухватил пятернёй бритый подбородок. «Будем учиться убеждать. Если наша „Искра“ намерена это делать».
Как нелегко, медленно, словно одолевая ухабы и кручи, складываются у некоторых людей убеждения. Как не вдруг образуются взгляды. Зато, может быть, прочно? Может быть, такие, самостоятельные, непоспешные, только после долгих размышлений принимающие позицию люди и есть самые верные?
— Разумеется, наша «Искра» намерена убеждать, разъяснять, агитировать, — быстро говорил Владимир Ильич. — Наша «Искра» намерена вовлекать в борьбу рабочий класс прежде всего! Но не только рабочих. Всех честных борцов против царизма. К какому бы классу ты ни принадлежал, если ты противник царизма, если ненавидишь насилие, эксплуатацию, политический гнёт, мы зовём тебя разоблачать гнусный самодержавный политический строй. Наша газета намерена это делать.
— Правильно! — откликнулся кто-то.
«Как хорошо вы слушаете, как отзывчиво, мои дорогие товарищи», — думала Надежда Константиновна, видя из своего уголка, из-за кадки с лимонным деревцом, и Александра Цюрупу, руководившего вместе с ней кружком в паровозоремонтных мастерских; и Кадомцеву Инну, с душой, кипящей порывами и мечтами, а внешне подтянутую; и студента Свидерского, всегда с Марксом, цитатами и необычайно глубокомысленным видом в свои двадцать два года; мужа и жену Пискуновых; и похожую на текстильщицу, простенькую и твёрдую, как алмаз, Ольгу Чачину; и хорошо Надежде Константиновне знакомого Ивана Якутова, в круглых очках, рабочего того типа, которых особенно ценил Владимир Ильич, полагая в них решающую силу движения.
Никто из собравшихся на уфимском совещании в июне 1900 года не мог угадать своей грядущей судьбы. Что дано каждому из них совершить? Совершить ли подвиг? Сделать что-то большое и крупное? Или скромно и честно, в отпущенную меру способностей послужить делу рабочего класса? Не знал и Иван Якутов. Знал одно, что навечно связан с социал-демократией. Что идеи и мысли, которые слышит сейчас от Владимира Ильича, будут навечно его путеводной звездой.
Наступит 1905 год. Грянет первая революция в России. В Уфе рабочие поднимут восстание. Во главе рабочего вооружённого восстания пойдёт молодой, долговязый, в круглых очках, похожий на добрую птицу Иван Якутов. Поведёт рабочую гвардию на штурм капитализма, и председателем небывалой в мире Уфимской республики рабочий класс выберет Ивана Якутова.
Революцию сломят. Раскидают, разрушат Уфимскую республику 1905 года, а Ивана Якутова приговорят к повешению во дворе обнесённого крепостными стенами тюремного замка, что в конце Тюремной улицы.
Не дрогнув, будет он умирать на тюремном дворе, свято веря: вслед за 1905 годом придёт другой год — победы революции и рабочего класса. Да здравствует жизнь!
Он будет умирать, а вся тюрьма, прощаясь, будет петь. Во всех камерах люди будут стоять и петь революционные грозные песни и клясться: не забудем рабочего-революционера Ивана Якутова, не простим палачам.
Надежда Константиновна знала и привыкла, что Владимир Ильич во всё вносит новое, яростно разрушает рутину. Привыкла и не привыкла, всегда удивляясь. И в петербургскую пору создания «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», и в Шушенском, когда созвал в селе Ермаковском семнадцать ссыльных социал-демократов, чтобы подписать протест против кредо Кусковой, против оппортунизма, политического мещанства, и сейчас, на встрече с уфимскими социал-демократами, Владимир Ильич был неожидан и нов. Уфимские социал-демократы, все люди честные и порядочные, жили до сих пор монотонно, даже вяло. Кружки (и то немного, совсем немного), книги. А дальше?