— Он правда величественный, — сказал Владимир Ильич о Плеханове. — Крупный. Да, да, величественный, крупный, — словно споря с кем-то, приподнято сказал Владимир Ильич.
— Наверное, — согласилась Надежда Константиновна.
Она не видала Плеханова, но знала его книги и знала влюблённость в него Владимира Ильича и расчёты на помощь в издании «Искры».
— Да, да! — с горячностью снова воскликнул Владимир Ильич.
Надежда Константиновна подумала: «Наверное, Володя оттого горячится, что гонит от себя малейшие колебания, закрывает глаза на недостатки Плеханова, будто их решительно нет. Плеханов для него с молодых лет идеал. А в глубине души опасается, вдруг при близкой встрече идеал юности поколеблется. Или несогласие разделит их. Это было бы драмой, очень худо было бы для дела».
Она так подумала, и нетерпеливая нежность залила её сердце. Захотелось охранить Владимира Ильича от разочарований, может быть, зря и вообразившихся ей, уберечь от горя и испытаний, измен, увести на тот луг, в зелёный океан трав.
Тут Елизавета Васильевна внесла щи, и они сели обедать, а затем уйдут любоваться окрестностями, «как все люди». Тем более приезжие. За обедом Надежда Константиновна решительно заявила, что, как хотите, ни за что не будет говорить о делах. И через минуту:
— Да, вчера была важная, важная встреча, верно, Володя? Все остались очень преданы «Искре». Всколыхнулись, загорелись. И заметь, Володя, Пискунов-то вовсе обратился в нашу веру. Теперь в Нижнем будет прочная база для «Искры». Пискуновы приедут из отпуска, Ольга Чачина после ссылки вернётся. И рабочие в Нижнем надёжные Да что это я снова о деле? Отдых, отдых! Лучше расскажу о другом, совсем из другой оперы расскажу.
Она рассказала о Лизе. Её тронуло, как Лиза говорила о Владимире Ильиче и во всех Ульяновых уловила особинку. Надежду Константиновну тронуло это.
— Хорошенькая девочка, но решительно неоригинальна, институточка, — ответил Владимир Ильич.
— Нет, Володя, какая-то в ней есть непосредственность.
— Допускаю. И известная доля порядочности есть. (Владимир Ильич не забыл, как на пароходе Лиза предупредила, что понимает немецкий.)
— Что ж вы хотите: и хорошенькая, и порядочная, — чего вам ещё? — сказала Елизавета Васильевна.
— В самом деле, Володя, ты уж слишком к ней строг. Право, она ничего.
— Когда хорошенькая девочка продаётся или позволяет себя продавать.
— Она невеста, — возразила Надежда Константиновна.
— Ничего не меняется, оттого что невеста. Узаконенная форма купли-продажи. Она юна и красива, он коммерсант, делец с туго набитой мошной, вдвое старше её, весьма поживший, потасканный жуир и пошляк, берёт в жены институточку для придания дому особого шика, а она с ангельской невинностью позволяет себя покупать, облекая куплю-продажу в романтический флёр. Старая пошлая история, весьма распространённая и благословляемая буржуазной моралью.
— Ну и разделал! — удивилась Елизавета Васильевна. — Под орех разделал!
— Не прав? — быстро спросил Владимир Ильич.
— Прав-то прав, да историй этаких на каждом шагу, а как с ними поборешься?
— Только изменением всего строя, экономики, политики, законов, взглядов, морали.
— Э-э, батюшка мой, это когда-то будет…
— Можно войти? — послышалось из соседней комнаты, куда был вход снизу по узенькой лестнице.
— Полюбовались окрестностями! — с насмешкой шепнула Елизавета Васильевна. — Где уж! Политика вас разве отпустит? Входите, кто там?
Вошла барышня в сиреневом платье.
Надежда Константиновна внутренне ахнула, смешалась и, кидая растерянный взгляд на мать и Владимира Ильича:
— Это Лиза.
— Я к вам пришла.
Был воскресный день. По воскресеньям у Кондратия Прокофьевича обед бывал ранний и долгий. Подавались заливная осетрина пудового веса, поросёнок под хреном, немереными фунтами ставилась в Хрустальных вазах икра, готовилась окрошка со льдом, жарились индейки и всякие другие стряпались жирные и пряные кушанья, и какой-нибудь почётный гость непременно сидел за обильным столом, уставленным домашними настойками и покупными дорогими винами. В это воскресенье гостем была важная персона, зачем-то, видимо, хозяину нужная, — жандармский полковник, тучный, толстоносый, невыразительной внешности, известный на всю Уфу любитель поесть и попить. Впрочем, и хозяин с хозяйкой кушали с отменным аппетитом.
— Третьего дня проезжаю по служебным обязанностям в нужном направлении мимо вашего дома, барынька от вас из ворот выбегает. В шляпке, в кофточке беленькой, не барынька, а репетиторша, как можно по книгам понять, как я и понял, репетиторша, но что-то личность знакомая. Вглядываюсь: так и есть, под гласным надзором, ссылку у нас, в Уфе, доживает, Надежда Константиновна Ульянова-Крупская, ваша учительница.