Лиза всё-таки хотела добраться до сути, усердно читая, как когда-то усердно учила в институте уроки Постепенно что-то забрезжило. Словно обрызнуло росой, мысль оживилась. Она со вниманием стала следить за рассказом Добролюбова о девушке, по имени Елена, из «Накануне» Тургенева. Начала понимать: она из того мира. Такой, наверное, была в девятнадцать лет политическая ссыльная Надежда Константиновна. Задумчиво-серьезная юность, жажда деятельности, добра для других…
Лиза жадно, поспешно читала.
Хотелось подумать, но она не могла остановиться. Нет, стоп. «То презрение или, по крайней мере, то строгое равнодушие к ненужным излишествам богатой жизни» Стоп, стоп. Ведь и Владимир Ильич говорил об этом. «Если бы было не поздно, я ответил бы так. Грустно, когда женщина ищет в замужестве не любовь и не дружбу, а устройство, житейский комфорт». Так он ответил. Он сказал: отвратительно. Так он сказал. Не надо думать об этом. Не буду думать. Не буду.
Вдруг она всхлипнула. Громко. Она чувствительная барышня, — странные, непонятные чувства нахлынули на неё. Она читала дальше. «Ей нужно было чего-то больше, чего-то выше, но чего — она не знала, а если и знала, то не умела приняться за дело», — читала Лиза. Боже мой, боже, это о ней, о Лизе, сказал Добролюбов! Боже мой, боже мой, вот зачем Владимир Ильич дал Лизе статью Добролюбова, чтобы подсказать: ты тоже хочешь «чего-то больше, чего-то выше» Да! Но дальше. Елена хочет счастья и добра для людей, она не может быть спокойна, когда вокруг людские несчастья и горе. «Постойте, а я? А Татьяна Карловна? А Пётр Афанасьевич? Что мне Татьяна Карловна! Что мне Пётр Афанасьевич! Я, я, Лиза Самсонова, кто я, какая, куда я стремлюсь, где моя цель, сколько тысяч вёрст отделяет меня от Елены? От сестёр Невзоровых? От Ульяновых?»
Слишком возбуждённая, Лиза не могла дальше читать. Оставила книгу. Прошлась по комнате, сцепив пальцы. Стала к окну. Чей-то знакомый облик, показалось ей, мелькнул у забора. Всё-таки потому её так захватила Елена, что есть какая-то, пусть смутная схожесть между Еленой и ею. Ведь есть? Скажите, ведь есть? «Томительное ожидание чего-то». И Лиза прожила свои девятнадцать лет, ожидая. Чего?
Она снова схватилась за книгу. Теперь она прочитала статью до конца. Не во всё вникая, что-то оставалось вне её разумения, но вся душа её была перевёрнута. Она не могла оторваться от строк Добролюбова, когда он рассказывал ей, Лизе, какой бывает любовь. Когда находишь в любимом свой идеал. Любишь стремления его, ясность и силу души.
Лиза, Лиза, а ты? А твоя любовь, Лиза?.. Она отодвинула книгу. Не думать. Нельзя думать. Нет, она не может не думать. Кому сказать? С кем поделиться? Лиза, с кем ты поделишься? Она снова вспоминала разговор с Владимиром Ильичем. Потому так сильно и действует на неё Добролюбов, что она помнит, что сказал Владимир Ильич. Разве он не прямо сказал? Он прямо сказал: «Если ты честна, ищи выход». Лиза, ты честна?
Она ходила по комнате, сжимая щёки ладонями, сцепляла пальцы. Всё перевернулось, рухнуло, рушилось. Она думала о Елене, о её трудной судьбе. О своей судьбе думала. Спрашивала себя: «А я? Я? Я? Чего-то выше, чего-то больше».
Вот чего она всегда ожидала. «Чего-то выше, чего-то больше». «Ну, Татьяна Карловна? Что скажете, Татьяна Карловна? Молчите, Татьяна Карловна, не хочу слушать вас».
Машинально Лиза очутилась снова возле окошка. Прислонилась к стеклу. Лоб горит. Мозг горит. Пыльная пустая улица. Что это? Она отшатнулась и, прячась за занавеску, потаённо глядела. На той стороне, у дощатого забора, стоял человек. С плоским, будто высеченным из бело-жёлтого камня лицом и бровями чёрными и узкими, как ласточкины крылья. Юлдашбай. Она растворила окно. Он увидел её и закивал. Она приложила палец к губам. Тихо закрыла окно. На цыпочках (сердце бухало) подошла к зеркальному шкафу, схватила, что попалось под руку, — газовый дымчатый шарф, подарок Петра Афанасьевича, и, накинув на плечи, вышла из комнаты. Не встретить бы Александру. Господи, спаси, не встретить бы! Сердце бухало. Она юркнула из двери в другую комнату, ещё в другую — и на двор. Никого. Только дворник в подоткнутом холщовом фартуке колол дрова у сарая, звонко тюкая топором по берёзовым поленьям. Лохматый пёс сипло гавкнул у будки, громыхнув железной цепью. Она перебежала через двор, подбирая подол кисейного платья, стараясь тише стучать каблуками, не оглядываясь, боясь — вдруг окликнут. Юлдашбай, умник, ушёл от дома вперёд. Она его догнала. Странно, она чувствовала себя с ним свободно и просто, будто с детства знала.
— Зачем ты пришёл? Опять хозяина выслеживаешь? — спросила она.