— Но мы только начали, — заметил я. — Нам еще предстоит все доказать.
— А если нам это не удастся? Слухи ценятся дешево. Другое дело — доказательства.
— Мы не должны доказывать, что родители и жена Морленда умерли таинственной смертью.
— Но если подумать, это ничего не значит. Насколько нам известно, судью никогда ни в чем не обвиняли и не подозревали. А Гэрретт всего лишь трудный подросток. Что тут странного?
— Это сказал Коуди? — сердито спросил я.
— Нет. Я об этом думала. Он прав — у нас нет ничего, кроме слухов. Мы не можем выступать против могущественного судьи и его сына с такими историями. Нам нужно хоть что-то доказать.
Шли минуты. Чем больше я думал об этом, тем сильнее сознавал, что Мелисса права. Остатки надежды, которую я питал ранее, скрылись в комнате, словно от стыда.
— Дорогая, — сказал я, — сейчас нет смысла нанимать адвоката и обращаться в суд. Но Гэрретт пытался убить нас.
Она вздохнула:
— Может быть, Брайен узнает что-нибудь более надежное. Он сказал, что копнет глубже.
Казалось, Мелисса не слышала моих слов.
— Я могу расследовать школьные инциденты, — продолжала она, — но все, чем мы теперь располагаем, — это история, рассказанная советником, которую она услышала от другого советника. На месте судьи я бы даже не стала нас слушать.
— Мне следовало застрелить этого сукиного сына, — проворчал я.
— Джек, не говори так. Если бы ты это сделал, то попал бы в тюрьму. Ребенку нужен отец, а мне — муж.
Тем не менее…
— У меня странная мысль, — сказала Мелисса спустя некоторое время. — Луис был чьим-то ребенком. И Гэрретт тоже был ребенком.
— Действительно, странная мысль.
— Джек, я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
— Что произойдет теперь?
— Не знаю.
— Мы должны защитить нашу девочку.
— Да.
— Ты был храбрым этой ночью.
Мне нравилось это слышать, так как я никогда не считал себя особенно храбрым. Я хотел, чтобы Мелисса думала обо мне как о смелом человеке, и поклялся не давать ей повода придерживаться иного мнения. До этого момента я никогда не мыслил в таких категориях, хотя, вероятно, каждого человека интересует, что он сделает в ситуации, когда нужно стрелять или бежать.
— Я вас оставлю, — сказал я, вставая с кровати. — Я еще слишком напряжен, чтобы спать. Когда я вернусь, попытаюсь не разбудить вас.
Мелисса уже спала, положив руку на Энджелину. У двери я остановился и обернулся. Моя жена и моя дочь спали в моей кровати, дыша тихо и ровно.
Я не стал зажигать свет в гостиной и включил телевизор. Так как наш пульт украли и испортили, мне пришлось бы переключать кнопки, но мне было лень. Аппарат был настроен на Си-эн-эн. Свет телевизора падал на Коуди, лежавшего на кушетке под одеялом. Периодически я вздрагивал от его громового храпа. Я чувствовал запах бурбона в комнате, словно он просачивался у него сквозь кожу. Я улыбнулся, сравнив Энджелину с Коуди, и подумал, что с возрастом запахи делаются хуже.
На экране были зарисовки фигуры Монстра Одинокого каньона и фотография Обри Коутса. Следом в кадре появилась местная репортерша по имени Эрин, бравшая интервью перед залом суда до того, как начался снегопад.
— Дело против Обри Коутса, рассматриваемое вчера в зале суда Денвера под председательством судьи Джона Морленда, — говорила привлекательная темноволосая леди, — казалось абсолютно ясным, когда…
Я наполовину смотрел, наполовину слушал. Коуди показали выходящим из здания суда и огрызающимся в камеру. Я невольно бросил взгляд на его широкую спину на кушетке.
Фрагмент завершился словами репортера:
— Держу пари на пакет пончиков, что, если обвинение не вытащит из рукава что-то веское и неожиданное, Обри Коутс выйдет на свободу. Передаю микрофон вам, Эндерсон.
— Это было записано ранее вечером, — сказал Эндерсон. — Эрин, буду очень рад пакету пончиков.
— Урод… — пробормотал Коуди, ворочаясь во сне.
Пятница, 9 ноября Остается шестнадцать дней
Глава 8
Прошло три дня. О Луисе в газетах не было ничего. Я понятия не имел, жив он или мертв. Не было ни полицейских визитов, ни звонков от Гэрретта или Джона Морлендов. Казалось, той ночи просто не существовало. Но я ощущал не облегчение, а усиливающееся напряжение, предвидя их следующую атаку и думая, не будет ли она с настоящими пулями. В том, что она состоится, сомнений не было.
Хотя женщины лучше мужчин способны интуитивно догадываться о чувствах и мотивациях других людей, мужчины знают одно: когда они находятся на войне. Меня шокировало то, как гладко я соскользнул с берега и погрузился в стремительное течение.