— Да.
— Чтобы назвать ему цену, за которую ты не продашь фотографии Брайену?
— Да.
Как ни странно, Хенкел оживился во время своих откровений. Он явно гордился собой. Мне хотелось застрелить его, но не раньше, чем я услышу все.
Коуди обратился ко мне:
— Я размышляю о роли Хенкела. Когда я расследовал дело Коутса, то всегда интересовался, почему он перестал работать в парках пять лет назад и полностью переключился на кемпинги на федеральной земле. Это была просто одна из мелочей, не имеющих смысла. Но теперь она имеет смысл. Работа в парках штатов перестала удовлетворять Коутса, когда Морленд стал федеральным судьей. У Хенкела были фото, он хотел денег и получал их. Но Коутс нуждался не в деньгах, а в безопасности. Он знал, что когда-нибудь его поймают, поэтому вступил в контакт с Морлендом и рассказал ему о своей козырной карте. Коутс хотел быть уверенным, что его будут судить в федеральном суде, так как знал, кто будет судьей.
— Сукин сын, — сказал я и добавил: — Погоди. Почему Коутс должен был рисковать, относя свою пленку Хенкелу? Неужели его не беспокоило, что Хенкел или кто-нибудь увидит снимки убийства?
— Я могу ответить на это, — сказал Хенкел. — Не думаю, что тогда он понимал, чем располагает. Эти фото увеличены, потому они такие зернистые. В оригиналах люди выглядят как муравьи на фоне этой стены. Он мог заснять падение женщины, но не знать, что судья толкнул ее. Думаю, он понял это, когда пришел домой и внимательно рассмотрел отпечатки.
— И он никогда не охотился за вами? — недоверчиво спросил я.
Хенкел в первый раз улыбнулся, обнажив желтые огрызки зубов.
— Я бы давно был мертв, если бы он это сделал. Я держал увеличенные снимки при себе, перебираясь с места на место, с работы на работу. Думаю, пару раз он пытался найти меня. Однажды человек появился в моей лавке в Салиде, расспрашивая обо мне. Я слышал это из другой комнаты, вышел через боковую дверь и больше туда не возвращался. В другой раз я пришел домой после работы в Дуранго и увидел нескольких ребят, похожих на мексиканских гангстеров, припарковавшихся перед моим домом. Я тут же уехал в Нью-Мексико.
Коуди кивнул, как если бы еще один фрагмент картинки-загадки встал на свое место.
— Значит, когда ты передал сообщение Брайену Истмену, судья позвонил тебе?
— Нет. Это был его сын Гэрретт. Мальчишка с камнем на фотографии.
— И что он сказал?
— Вы собираетесь убить меня, не так ли? — спросил Хенкел.
Коуди скорчил гримасу.
— На девяносто процентов да. Но остаются еще десять процентов, Уайетт. Тебе нужно убедить меня, что ты стоишь этих десяти процентов, рассказав мне правду.
Я видел, что Хенкел обдумывает аргументы. Наконец, он сказал:
— Гэрретт заявил, что заплатит больше, если я позвоню Истмену и скажу, что у меня есть фотографии. Я поговорил с ним, и он согласился встретиться со мной в Денвере. Гэрретт назвал мне место встречи, но велел не ходить туда. Думаю, он сам встретился с ним.
Я выстрелил в него.
Грохот был оглушительным. Не знаю, как Мелисса не проснулась. Хенкел извивался на моей кушетке, сжимая плечо, куда попала пуля, и размазывая по ткани красные пятна.
Коуди выхватил кольт из моей руки, прежде чем я смог выстрелить вторично и прикончить Хенкела.
— Ради бога, Джек! — закричал он. — Мы еще не покончили с ним.
— Я покончил, — отозвался я, но сделанное мной потрясло меня.
Хенкел корчился и стонал.
Коуди схватил его за волосы и усадил.
— Говори быстро, — сказал он, — и, может, останешься в живых.
— Мне больно, — процедил Хенкел сквозь стиснутые зубы.
— Будет еще больнее!
— Я изойду кровью!
— Очень может быть. — Коуди склонился над ним. — Коутс больше не контактировал с судьей до недавнего времени?
— Насколько я знаю, нет, — ответил Хенкел.
Коуди посмотрел на меня и кивнул.
— Когда Коутс догадался, что я вышел на него, он, должно быть, связался с судьей и напомнил ему, что́ хранил все эти годы. Вообрази удивление Морленда, когда он узнал, что один из двух человек, которым известно об убийстве Дорри, был педофил, которого мы искали. Разумеется, ордера на обыск и арест были на столе у Морленда, поэтому он предупредил Коутса о нашем приходе, и тот заранее уничтожил все. И он обеспечил, чтобы Коутс вышел на свободу.
Миллион мыслей пронесся у меня в голове. Я попытался привести их в подобие порядка.