Керт посмотрел на меня как-то странно. Словно я спросила о чем-то непристойном.
— Я не знаю, вейра Лилла.
— Что значит, не знаете? — рассердилась я. — Может, из них сделают жаркое для свадебного ужина? Или они просто будут жить в замке, чтобы жене правителя было не так скучно?
— Скорее, второе, чем первое, — ответил он уклончиво. — Через год узнаем точно.
Еще один поворот, и мы наконец оказались на месте. Я подумала, что обратную дорогу вряд ли найду. Придется просить помощи. У него? Или у кого-то из прислуги?
Керт завел меня в просторную комнату, где уже сидели в креслах Веда и Кьяра. Увидев, с кем я пришла, покосились не без ревности.
— Доброе утро, зола Кьяра, зола Веда, — поклонившись им, он вышел.
— Как спалось? — спросила я, присаживаясь на диван у стены и разглядывая приемную.
На одной из стен висел огромный гобелен с вытканной картой Полуночных земель, остальные были обиты бледно-голубым шелком. Кроме нескольких кресел и дивана, обстановку комнаты составляли лишь книжный шкаф, письменный стол со стулом и маленький столик для напитков и закусок. Каминную полку украшали ваза с цветами и несколько безделушек.
— Спасибо, неплохо, — ехидно отозвалась Кьяра. — А вот ты, похоже, не слишком огорчена разлукой с женихом.
Проклятье, как можно было забыть о том, что настоящая Лилла должна страдать по Фелису?!
— Предпочитаю плакать в подушку, а не напоказ, — отрезала я.
Кьяра хотела ответить, но не успела.
— Приветствую вас, мои дорогие! — голос Ворона заставил нас повернуться к двери.
10
Когда во дворце Ворон вышел к собравшимся, я подумала, что он сам объявит свою волю, но это сделал герольд. И тогда у меня промелькнула мысль, что голос у него должен быть хриплым и неприятным, как воронье карканье. Но теперь я вынуждена была признать: самый обыкновенный мужской голос. Возможно, не такой чарующий, как у Керта, но не без приятности.
Если бы Ворон, надев шляпу, стоял к нам спиной, я, наверно, могла бы спутать его с управляющим. Они были одного роста и одинаково сложены. И даже в очень похожей одежде — если, конечно, сильно не приглядываться. На самом деле ирм Ворона был не из бархата, а из тисненой кожи, белая рубашка из шелка, а заправленные в высокие сапоги штаны — из тонко выделанной замши. Маска все так же скрывала его лицо.
Может быть, он прячет под ней какое-то уродство? Иначе зачем она ему в замке, где вокруг верные слуги, которые никогда не выйдут дальше внешнего двора? Или он скрывает лицо лишь от нас троих — пока мы не привыкнем к нему настолько, чтобы он мог нам открыться?
Вскочив со своих мест, мы замерли в поклоне. И, наверно, слишком откровенно разглядывали жениха — все трое. Насмешливая улыбка тронула его губы, глаза блеснули, и я снова почувствовала, как внутри все слабеет и дрожит. Это была та самая завораживающая, отнимающая способность сопротивляться сила, которая заставляет мелкого зверька замирать перед змеей, добровольно соглашаясь на участь быть сожранным.
Он прошел через комнату, сел на стул у стола, сделал нам знак садиться. Слуга в голубой одежде поставил на маленький столик кувшин с каким-то напитком и блюдо со сладостями. Наверняка это был всего лишь жест любезности: Ворон не мог не понимать, что мы вряд ли набросимся при нем на угощение.
— Кьяра, Веда, Лилла, позвольте поприветствовать вас в моем замке, — начал он, переводя взгляд с одной на другую. — Надеюсь, вас устроили со всеми удобствами. Если вам чего-то не хватает, обращайтесь к золу Меару.
— Нам не хватает самой малости, правитель!
Мы с Ведой удивленно уставились на Кьяру — ее щеки пылали румянцем, голос дрожал от подступивших слез.
— Чего же, Кьяра?
— Дома. Близких. Свободы любить того, кого захочешь. Нас никто не спрашивал, хотим ли мы быть вашими невестами. У Лиллы был жених. Но ведь вам все равно, не так ли?
Ворон долго смотрел на нее в упор, пока та, не выдержав, не отвела взгляд.
— Я ценю отвагу, Кьяра, — сказал он спокойно. — Даже когда она граничит… с безрассудством. Да, ты права, мне все равно. Жених? — он повернулся ко мне. — Я знаю, Лилла. Но так ли уж ты любила его, если оказалась здесь? Не убежала с ним в Фианту, к примеру?
— Но этим я поставила бы вне закона и себя, и всю свою семью, — мой голос сорвался, и я впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться.
— Значит, ты принесла себя в жертву…
Ворон смотрел на меня, не мигая. Синее пламя его взгляда обжигало. По спине побежала струйка пота. Я снова подумала, что он обо всем знает. О том, что я не Лилла.
— У человека всегда есть выбор. Согласиться или отказаться. Жить или умереть. Из двух неприятностей выбирают меньшую. Семья для тебя оказалась важнее жениха, правда, Лилла? Поэтому я и спрашиваю, так уж ли сильно ты его любила?