Важно учесть также мнение Г. Ф. Вешторт о том, что белорусские названия для кушанья из хлеба, покрошенного в воду или квас с солью и маслом, типа цура́, цю́ра (наряду мурцоўка, рулі, мочё(у)нки, которые известны также и русским говорам) на основании данных лингвистической географии должны рассматриваться как заимствования из русского языка[11], хотя для русского тюря Вешторт принимает традиционное заблуждение о литовском происхождении русского слова.
Для определения этимологии слова тюря представляется важным учесть, что существенным компонентом соответствующего кушанья является крошеный хлеб.
В качестве первоисточника в этом случае гораздо лучше рассматривать тюркское название для крошки тӱйӱр в стяженной форме типа *тӱ̄р, аналогичное представленным в современных тюркских языках типа ногайск. туьйир ‛крошка, крупица, крупинка’ (и переносно: ‛немного, ничтожно мало’), башк. төйөр ‛комок, комочек; желвак’), каракалп. түйир ‛сгусток, комок; содержание, сущность’, казах. түйір ‛крошка, крупинка’. Следует отметить, что в лексике казахских рыбаков Аральского и Каспийского морей слово түйір обозначает кушанье из рыбного отвара с крошеным хлебом и луком[12].
Тюркское кыпчакское существительное тӱйӱр ‛крошка, крупинка’ представляет собой редкое отглагольное образование с суф. ‑(ӱ)р от широко распространенного в тюркских языках глагола тӱй‑ со значением ‛толочь, дробить, крошить, ломать, рубить (на мелкие части) и т. д.’: казах., каракалп. түй‑, ногайск. түьй‑, кумык. тюй‑, узб. туй‑, новоуйгур. түгү, татар., башк. төй‑, азерб. дөй‑, туркм. дөв‑, тур. döv‑, чуваш. тӗв‑ ~ тӱ‑ и т. п. (Егоров, 264)[13].
В заключение представляется необходимым еще раз подчеркнуть, что русское название крошева тюря генетически связано с тюркским *тӱ̄р (из тӱйӱр, тӱйир) ‛крошка’ > ‛кушанье из крошеного хлеба с водой’, что русское слово впоследствии проникло в латышский и белорусский языки и что к литовскому tỹrė ‛каша’ оно никакого отношения не имеет. Здесь же можно поставить вопрос об отнесении сюда неясных русских диалектизмов: курск. и орл. тю́хтя ‛простокваша с подболткой гречневой муки’ (Даль² IV, 452), а также колым. туру́ша ‛вид кушанья из рыбы’ (Фасмер IV, 125 со ссылкой на Богораза), псков. тю́бка, тю́пка ‛тюря, тюрка на квасу, окрошка’ (Даль² IV, 450, 451). Для последнего следует также отметить параллель — блр. цю́пкі ‛еда из крошеного хлеба в молоке’ (Бялькевіч, 485).
Для Ю. А. Лаучюте осталась неизвестной попытка этимологизации рус. тюря, высказанная В. И. Абаевым в связи с осетинским названием жирного супа с мясом turæ (ирон.), tura (дигор.) (часто в сочетании turæ bas, где bas ‛суп’): «Названия блюд легко переходят с одного на другое, и не следует удивляться, что в других языках это название применяется к молочному, а не мясному блюду: авест. tūiri‑ ‛створожившееся молоко’, греч. τῦρός ‛творог’, ‛сыр’, βούτυρον ‛коровье масло’ /. ./. Из северноиранского идет, возможно, рус. тюря ‛похлебка из воды с крошеным черным хлебом, часто на квасе и луком’. Груз. (рач.) tiori название блюда (сообщение Ш. Дзидзигури) примыкает к дигорскому. Не ясно, как относится сюда тюркская группа toraq и пр. (Räsänen, 490), рус. творог, венг. túró ‛творог’» (Абаев III, 319). Соображения В. И. Абаева едва ли могут быть приняты, прежде всего, по причинам семантическим, а также и по фонетическим — из-за невозможности без дополнительных фактов объяснить мягкость согласных в русском слове даже по образцу груз. диал. tiori, поскольку аналогии нам неизвестны.
бандура
Разбирая судьбу хатт. zinar, употребляющегося в составе сложных слов, обозначающих музыкальные инструменты, в связи с аккадским обозначением лиры zannaru (инструмент богини Иштар) и хетт. ippi-zinar ‛небольшая лира’, которые рассматриваются в качестве хаттских заимствований, Вяч. Вс. Иванов привлекает сюда ряд северокавказских лексем: «Хатт. zinar во второй половине сочетания может фонетически соответствовать о.‑адыг. *Pčʰʹəna кабард. пшынэ ‛гармоника’ (с возможным падежным окончанием ‑р), абхаз. (а)-пхъъ-(рца) ‛скрипка’: где, судя по убых. tᵒanə́ ‛любой музыкальный инструмент’ и общедагестанскому названию инструмента с начальным *šw‑ (авар. швантӀихх ‛свирель’ и т. п.), начальный губной согласный (как и в родственном нахском слове: чечен. пондар ‛горская балалайка’) может быть древним префиксом, либо результатом позднейшего развития, вызванного ранней делабиализацией начального комплекса, в хаттском уже осуществившейся»[14].
11
См.: Беларуска-рускія ізалексы (Матэрыялы для абмеркавання). Мінск, 1973, 17—18. Эти соображения у Ю. А. Лаучюте не учтены.
12
13
См. также:
14