Выбрать главу

— Может быть, с прогулки-то проголодались? Позавтракать не хотите ли? — осведомилась Пелагея Игнатьевна. — А то, может быть, сразу обедать станем? Мы ведь по-деревенски в двенадцать часов обедаем!

Виктор Петрович посмотрел на часы и, так как было уже без пяти минут одиннадцать, ответил:

— Нет, уж лучше подожду обеда, а после завалюсь спать… Только нельзя ли как-нибудь потемнее сделать в комнате?

— Можно, можно, я прикажу ставни закрыть. Вчера я не велела, думала, как бы душно вам не было… Я сама с открытым окошком сплю! Ну, как теперь ваш ревматизм? — осведомилась Пелагея Игнатьевна о здоровье гостя.

— Пока ничего… — ответил тот.

— Вот в том лесу, где вы гуляли, множество муравейников… Хорошо бы вам попробовать это средство! Уж так помогает! — заключила она.

— Экстракт бы, что ли, как-нибудь составить из них, чтобы только не подвергаться описанному вами способу лечения? — произнёс Крупицын, видя её настойчивость и глубокую уверенность в целебном свойстве муравьёв.

— Не-ет, это всё не то будет! — убеждённо заявила Пелагея Игнатьевна. — Помогают именно живые муравьи.

— Пирог-то сами загибать придёте? — просунув в дверь голову, спросила шарообразная Марьюшка.

— Иду, иду! — откликнулась хозяйка и поспешила на кухню.

Виктор Петрович остался один и, предвкушая близость сна, сладко зевнул и потянулся в кресле.

— После обеда, однако, надо попросить, чтобы этих бессмысленных трещоток убрали куда-нибудь подальше! — подумал он, переводя взгляд с одной канарейки на другую.

Рассматривая от нечего делать комнату, Крупицын увидел на ломберном столе забытые счёты и длинную, узкую книгу в переплёте. Он подошёл, взял её и, развернув, прочёл тщательно выведенную надпись: «Приход». Это заинтересовало Крупицына, и он стал перелистывать книгу. «Февраля третьего получено за масло — 25 руб. 82 коп., февраля седьмого за яйца — 9 руб., февраля десятого за кур и индеек — 18 руб. 47 коп. Опять за масло — 43 руб. 17 коп.» — мелькало перед глазами Виктора Петровича.

— Ого, она обороты порядочные делает! — подумал он про Пелагею Игнатьевну, продолжая просматривать записанный приход.

Любопытство Крупицына было прервано появлением Марьюшки с белоснежной скатертью в руках, которой она, не торопясь, покрыла стол, обошла его со всех сторон и критически оглядела, везде ли ровно висят концы скатерти. Так же неторопливо Марьюшка поставила два прибора, и ровно в двенадцать часов хозяйка с гостем уселись за обед, оказавшийся очень вкусным и обильным.

Когда, плотно покушав, Виктор Петрович вошёл в свою спальню, там, благодаря наглухо закрытым ставням, царили полный мрак и прохлада. Он остался очень доволен, что желание его было предупреждено, и, наскоро выкурив папиросу, разделся и поспешил улечься на постель. Минут через пять он заснул крепким сном и, ни разу не пробуждаясь, проспал до шести часов вечера. Пелагея Игнатьевна давно уже напилась чаю и несколько раз приказывала Марьюшке подогревать самовар, подходя время от времени к дверям спальни и прислушиваясь, не встал ли гость.

Наконец, Крупицын, заспанный, с отёкшим лицом, появился в гостиной и с довольной улыбкой проговорил:

— Лет десять я так не спал, как сегодня!

— Ну, вот и славу Богу! Теперь чайку выкушайте, — предложила Пелагея Игнатьевна.

— С наслаждением!

Виктор Петрович подсел к столу и принялся за чай.

Допив второй стакан и почувствовав себя окончательно удовлетворённым, он изъявил желание пройтись по хутору и осмотреть хозяйство Пелагеи Игнатьевны:

— Покажите, покажите, как вы тут управляетесь!

Хозяйка была очень польщена вниманием гостя и с готовностью согласилась сопровождать его. Они отправились и стали осматривать скотный и птичий дворы, а также прочие отделения хуторского хозяйства. Особенного внимания со стороны гостя удостоился обширный погреб, в котором несколько работниц сбивали масло. Все они были в одинаковых, как бы форменных, холстинковых фартуках и в белых платках. Бросавшаяся в глаза чистота помещения и посуды приятно подействовали на брезгливого по природе петербургского гостя, который не преминул выразить по этому поводу искреннюю похвалу хозяйке.

— Да, уж чистота — моя слабость!.. Зато мне и не приходится навязываться со своим товаром и посылать его на базар!.. У меня покупатели постоянные; заранее заказывают и сами приезжают за ним, хотя я и дороже беру против других… — пояснила Пелагея Игнатьевна.

— Только вот что я замечаю: отчего это у вас все работницы — или старые, или какие-нибудь уроды: кривые, рябые? Одну я видел даже без руки! Неужели в вашей местности все крестьянки так некрасивы? — полюбопытствовал Виктор Петрович, как эстет.