- Так на чем мы остановились? Почему охотник отверг девушку? Он любил другую? - вспомнил о прерванном рассказе Виттов.
- Его собственное сердце было давно отдано выслеживанию добычи, ловушкам и охотничьим трофеям, развешанным на стене над очагом. Ни для чего другого в нем не осталось места. Она его в итоге и погубила - эта страсть. Однажды он встретил в лесу более сильного соперника - истинного хозяина леса, - который его и растерзал.
- И что стало с девушкой?
- Говорили, что от неустанных слез и горя она сошла с ума. Рассказывала бредни про неведомый храм, про воинов, битвы, небесные светила. Люди сочли ее помешавшейся, ведь до конца своей жизни бродила она неприкаянная по свету, пытаясь отыскать среди случайных прохожих своего охотника.
- Какие-то у вас неправильные истории, - подвел итог мужчина. - От них становится тошно на душе, а ведь предназначение сказок - это приносить сердцу радость.
- В моих сказках заложен иной смысл, - пожала плечами девушка, тонким пальчиком обводя полустертые линии на большом деревянном щите, что всегда лежал на почетном месте рядом с хозяином. Виттов увидел знакомые очертания цветка, что служил символом его рода, и горделиво улыбнулся:
- Упоминание о золотой розе, конечно, пришлось весьма к месту. Не сомневаюсь, что во вчерашней истории она появилась, дабы отдать должное моей славе.
Нежные женские ладони вдруг поймали его руку - и мужчина не заметил, как Оллана избежала ответа, вместо этого внезапно проговорив:
- Завтра, когда на землю опустится ночь, город будет открыт вашим людям. Вот только вас среди них быть не должно.
Его ладонь ощутимо напряглась под ее руками.
- Почему?
- Потому что следующую ночь вы проведете со мной. Вы ведь можете мне это пообещать?
- Я никогда не даю таких опрометчивых обещаний, - проговорил он, но по умиротворенному звучанию его голоса она поняла - он будет ее ждать.
Ее цель была уже близка.
Девушка придвинулась к мужчине, осмелевшие пальцы побежали вверх по руке - к сильным широким плечам, сокрытым лишь тонкой тканью рубашки, к напряженной шее, к замершим в ожидании прикосновения губам.
Но вместо того, чтобы коснуться лица, она поступила иначе - легким, практически невесомым движением ночная гостья потянула его к себе, увлекая на шкуры. Виттов охотно позволил сделать это, но его ждало разочарование - она вовсе не собиралась с ним играть сегодня.
Оллана пробежалась пальцами по коротким мужским волосам, и - неожиданно для самого себя - воин сделал то, на что никогда не осмеливался ни с одной женщиной.
Опуская голову на колени девушке, он расслабленно прикрыл глаза, отчего-то чувствуя себе беспричинно счастливым, несмотря на собственную беззащитность. Как приятно, оказывается, было настолько довериться кому-то.
- Твои сказки на сегодня закончились?
Баюкая его негромким звучанием своего голоса, она легко и грустно рассмеялась.
- Моим историям нет числа. Они как та звездная пыль, что усеивает ночной небосклон.
- Так рассказывай дальше.
И она говорила.
Он понятия не имел, кем были все те люди с несчастной судьбой, о которых она рассказывала. Принцессы и простые смертные, богатые и не имевшие ничего, жестокие и мягкосердечные - всех девушек объединяла несчастная любовь к мужчинам, которые их не любили.
Королей и рабов, сильных и слабых, храбрых и трусливых, в свою очередь, объединяла ранняя смерть, жестокая и беспощадная.
В убаюканном сознании мужчины все эти образы неумолимо сливались воедино. И лишь только плавный нежный голос рассказчицы не давал ему проваливаться в сон, одно лишь звучание этого голоса он готов был слышать вечно. Только бы она никогда не умолкала...
Когда наступившее утро знаменовало начало нового дня, он проснулся в своем шатре один - и лишь только ее лента в его руках напоминала о прошедшей ночи.
Сон не шел, еда казалась пресной и безвкусной, даже жажда отступила перед жаждой совсем иного рода - все мысли его были посвящены загадочной девушке, что так уверенно и безбоязненно вторглась в его мир - и что-то привнесла с собой. Что-то, до сих пор им самим неузнанное.
Невыносимо долго тянулся день, и вот наступил долгожданный закат...
Впервые Виттов не испытал никаких чувств при сообщении, что ворота города открылись, как и было обещано. Впервые его люди пошли на битву без него. Впервые ему было все равно.
Он с трудом дождался наступления ночи, ощущая себя так, словно не переживет ни единой минуты промедления.