поросёнок, почуявший запах смерти. Строитель, схватившись за голову встал,
он был не сильно ранен, меня это порадовало, но в то же время вдохновило.
– Ура! Вот вам! – теперь кричал я, мы кричали вместе, я, Федор Иванович, строители. Мужчины побежали к забору, а мы рванули вглубь кладбища. Фёдор
Иванович петлял по своим тропам, я стремился не отставать, но то и дело
спотыкался о какую-нибудь оградку, камень. Через минут пятнадцать
интенсивного бега, дед, прыткости какой я от него не ожидал, перепрыгнул одну
из оградок, я за ним и мы очутились в небольшом углублении в земле между
двумя могилами.
– Прибежали, не найдут! – даже не запыхавшись, сказал дед. Я немного
отдышался.
– Откуда в тебе столько сил?
– Всё, чудесный напиток, – подмигнул он. Я задумался о том, что говорят про
сумасшедших, какие у них появляются силы.
Мы сидели в яме, дед наслаждался своим напитком, потихоньку глотая его из
горла бутылки, я же просто смотрел на него и думал о своих проблемах. Вернуть
деньги, уволиться, искать работу, построить новую жизнь, в той, в которой не
будет таких проблем, хотя я находил проблемы в самых простых ситуациях и
вполне может быть, что сумасшедший старик был прав, говоря про
самоуничтожение человечества, так как многие задумываются о том, что
находятся не на своём месте и не дай бог, чтобы эти мысли вгрызлись, въелись в
сознание, начали тревожить чаще и однажды ты обязательно проснёшься в
другом мире, на берегу океана под названием судьба, ты будешь вглядываться в
даль и не знать, как его переплыть, впрочем, и зачем, а потом будет крах, ведь ты
не знаешь, как мастерить плот. Это самая большая проблема, стоять у берегов
океана возможностей, выбора и не знать что именно тебе нужно, зачем и куда
плыть, а волны океана накатывают и накатывают и близится шторм. Хотя судьба
часто приводит своих заблудших сынов туда куда нужно, жаль только иногда
слишком поздно, но может быть в этом мире для каждого определено место и
может быть на эти места есть очередь и для кого-то места судьбы
освобождаются в глубокой старости? Старость тоже не поздно, никогда ничего
не поздно, если речь идёт о судьбе. На перепутье сейчас попал и я или не
сейчас, я вспомнил мои сны под морфием, да, тот маленький мальчик был я и
иной раз задумаешься над теориями Зигмунда, что не так уж они плохи.
Маленьким мальчиком я вступил на ту дорогу по которой иду, встречая и
внутренне не понимая несправедливостей. Я посмотрел на то куда меня завела
судьба сегодня, оглядел старое кладбище, старика, молчавшего и довольного.
Боже. Я понял кого он мне напоминал! Бродячего пса, брошенного хозяевами и
не принятого не в одну стаю, ему было уже наплевать, этот тот пёс, который
идёт вам навстречу и не уступает дорогу, потому что он обижен, разозлён на вас
и на этот мир и ему все равно побей вы его палкой. Он не друг уже человека, но
ещё и не волк, он сам по себе. И разве можно назвать его плохим, если вы сами
с ним это сделали.
– Долго сидеть будем? – спросил я.
– А я не знаю чего мы вообще сидим, – удивился старик.
– Ха! Как-будто я предложил? – я засмеялся.
– Идем! – Федор Иванович поднялся.
– Теперь куда? – я все ещё сидел на холодной земле.
– Бабу хоронить! – судьба иногда совсем водит за нос.
Мы снова шли тропами, знакомыми только хозяину кладбища и Федор
Иванович иногда останавливался и что-нибудь говорил одной из могилок, ещё
пятнадцать минут пути и мы на месте. Если бы не все происшествия
предыдущих дней я бы бежал, ещё и отмахиваясь руками, крича о помощи с
этого места, так как передо мной предстала ужасающая картина хаотичных
захоронений имени моего друга Федора Ивановича, так хоронят своих жабят, паучат, кузнечиков маленькие дети, конфузно повторяя за взрослыми
трагические ритуалы. Столько наспех сколоченных косых крестов, столько
завядших полевых цветочков, столько подражания трауру и когда понимаешь, что там, под землёй, на глубине пары метров лежат настоящие, жившие
реальной жизнью люди, пусть уже давно и почившие, сердце начинает
колотиться и тарахтеть, руки трястись.
– Все, мои, – сказал Федор Иванович, оглядывая по меньшей мере двадцать
захоронений.
– Да, – мне нечего было сказать, я дрожал.
– Чего так смотришь? – спросил Федор Иванович.
– Страшно, не по себе.
– Страшно не это, страшно, что строят дома на кладбище, а это не страшно, это
нужно, причём всем и им, – он показал на могилы, – и мне, всем нужно
успокоение, чтобы радость на душе была. Мне, что помогаю хоть чем-то, им, радость от покоя.