Но в то же самое мгновение Гендон, пройдя по скату кровли шагов двадцать, тоже достиг ограждения, то и дело оборачиваясь назад и вовсе не думая, что преследователь вдет снизу наперерез ему. Вот он спиной вперёд подошёл к ограждению, вот перелез через него и тут только обернулся.
Стоявшие внизу окаменели. Такое могло случиться только в нелепой сказке или в кошмаре. Молодой сыщик и убийца вдруг оказались лицом друг к другу на узком карнизе крыши, на высоте семидесяти футов от земли, на расстоянии не более двух футов друг от друга.
Тот и другой выпрямились одновременно, одновременно вскинули револьверы и замерли, целясь каждый в сердце другого, причём оба дула почти касались одежды противников. В том месте, где они стояли, карниз повисал прямо над землёй, там не было ни одной лестницы, даже ни одного выступа на стене...
Казалось, всё кончено. Стало ясно, что каждый из двоих, там наверху, медлит стрелять, зная, что малейшее его движение заставит выстрелить противника. А и успей кто-то выстрелить первым: пуля в сердце — это не мгновенная смерть, и у раненого насмерть ещё останется доля мгновения, чтобы, в свою очередь, спустить курок.
Каждому, кто смотрел снизу вверх, эта нереальная картина запомнилась на всю жизнь. Две чёрные фигурки в мутном небе, над чёрной кромкой крыши, два едва различимых на такой высоте револьвера, нацеленных в упор.
И в этот самый, единственный миг промедления вдруг прозвучал спокойный голос Шерлока Холмса:
— Внимание!
Он выкрикнул это слово, как выкрикивает его цирковой актёр перед исполнением самого опасного трюка, и всем показалось даже, что следом прозвучит традиционное «Ап!».
Но вместо этого хлопнул выстрел. Револьвер во вскинутой руке Шерлока полыхнул огнём, и в тот же миг Брейс Гендон, не вскрикнув, не взмахнув руками, точно деревянная кукла, полетел с карниза.
Герберт, которого возглас «Внимание!» заставил сильнее напрячься и уберёг от неизбежного после внезапного выстрела рывка, инстинктивно схватился за ограждение и повис на нём всей тяжестью. Возможно, у него с опозданием закружилась голова.
Тело убийцы с глухим стуком упало возле самой стены, и свет фонаря озарил его запрокинутое лицо. Ранка чернела на правом виске, как раз над ухом.
— Блестяще! — воскликнул Лестрейд. — Мгновенная смерть. Он не успел бы не то что выстрелить, он не понял даже, что вообще произошло.
— Но они стояли вплотную один к другому! — прошептал лорд Джон. — А если бы ты промахнулся?
Шерлок ничего не ответил. Он стоял всё в той же позе, закинув голову, подняв и вытянув руку со слабо дымящимся револьвером. Его мертвенно-бледное лицо окаменело. Уотсон попытался что-то спросить у своего друга, но тот лишь покачал головой:
— Нет! Я не мог промахнуться. Потерять её после всего, что было? Это уж слишком!
И он наконец опустил руку, медленно, с трудом, словно она сильно затекла.
Остальные всё ещё ничего не понимали. Все, кроме Майкрофта.
И в это время гулкий топот ног донёсся из ворот старой фабрики, в свете фонаря мелькнула тёмная гибкая фигурка, и серебряный, рвущийся от тревоги и радости голос прозвенел:
— Шерлок!!!
И Герберт Лайл, показавшись в воротах старой фабрики, спотыкаясь, со всех ног бросился к застывшей в изумлении кучке людей.
Шерлок Холмс, сразу придя в себя, сделал несколько шагов ему навстречу. И тогда молодой сыщик, подбежав вплотную, буквально упал в его объятия.
— Ну, здравствуй! — с трудом выдохнул он. — Зачем же было так пугать меня... нас всех?
— Это было глупо, я понимаю. Прости, Шерлок, прости! Но мне так хотелось его поймать! Ноги сами понесли за ним, понимаешь?
— Не понимаю. Если бы я кидался за каждым, кого мне очень хотелось поймать, мой могильный камень уже зарос бы мхом. Не делай больше так, ясно?
— Ясно! — голос Лайла стал теперь так высок, что его почти невозможно было узнать.
— Ничего тебе не ясно! — Шерлок ещё сильнее прижал к себе «молодого коллегу» и наконец сорвался. В его следующих словах явственно прозвучали, если не слёзы, то беспомощный страх:
— Как ты не понимаешь, я не могу тебя потерять, не могу! Я люблю тебя, Ирен, и это ставит все точки над «и»!
Четверо, наблюдавшие всю эту сцену, даже не пытались вмешаться в неё. Мистер Майкрофт, ожидавший чего-то в этом роде, стоял со скрещёнными на груди руками, в позе, выражавшей одновременно задумчивость и усталое удовлетворение. Лестрейд открыл рот, и похоже было, что ему едва ли скоро удастся закрыть его. На лице доктора застыл вопрос, который с языка мимики можно было перевести примерно следующими словами: «Да неужели я такой идиот?!» Что до лорда герцога Уордингтонского, то он, повалившись на какие-то тюки, хохотал от всего сердца. Быть может, ему не следовало делать этого, ибо его отец в это время лежал в гробу, в своём родовом замке, а сам он ещё не был избавлен окончательно от угрозы возвращения, пускай и временного, на Пертскую каторгу, но герцог ничего не мог поделать с собой — хохот буквально рвал его на части.