— Если бы я хотел вас обмануть, я бы сделал это гораздо умнее, — сказал он и повернулся к излому скалы, который только что долбил.
— Я тебе поумничаю!
И Хью Баррет занёс для удара свою «хлесталку».
С неуловимой быстротой Шерлок Холмс обернулся, и трудно сказать, что скорее остановило Баррета: стальные пальцы заключённого, перехватившие его запястье, или стальной взгляд, пронзивший его и парализовавший, словно взгляд змеи.
Приблизив своё лицо к вспыхнувшей физиономии Вампира, Холмс чуть слышно проговорил:
— Имей в виду, подонок: если ты хоть раз меня ударишь вот так, ни за что, я убью тебя, и никто никогда не узнает, отчего ты подох.
На мгновение Баррет онемел. Как почти все садисты, он был труслив, кроме того, взгляд и голос Холмса не оставляли сомнений в серьёзности сказанного. Наконец Вампир обрёл дар речи.
— Ты... смеешь мне угрожать?! — прохрипел он.
— Я не угрожал вам, — возразил Шерлок Холмс. — А смею я абсолютно всё и прошу вас это учитывать. Я знаю, что по правилам вы имеете право ударить заключённого за очевидный проступок. Если таковой будет мною совершён, воля ваша, я стерплю, потому что я такой же каторжник, как все остальные. Но без вины не смейте трогать меня, даже замахиваться на меня не смейте — я вам этого не позволю! И всё, ступайте отсюда, не то сейчас от моей кирки полетит щебень, и осколки могут попасть вам в лицо.
С этими словами он опять отвернулся и принялся за работу с прежней методичностью.
Это было неслыханное поражение Хью Баррета. Он не ушёл, а буквально уполз из карьера и в этот день больше там не появлялся. Заключённые проводили его торжествующим шёпотом, а кто-то тихонько воскликнул:
— Вот так его давно бы! Эк скорёжился! Ублюдок поганый!
Но в следующие дни своего дежурства Вампир так и вился вокруг Холмса.
— Я жду своего часа, сэр, жду своего часа! — повторял он с вкрадчивой улыбкой, когда заключённый оборачивался к нему.
— Ждите, ждите! — любезно отзывался Шерлок, продолжая работать с прежней ловкостью, что вызывало в охраннике отчаянную злость — придраться вновь было не к чему.
Когда в один из таких дней они шли с работы, юркий пройдоха Ринк поравнялся с Холмсом и вполголоса сказал:
— Не зли ты его! Он ведь когда-нибудь всё равно доберётся до тебя со своей «хлесталкой».
— Очень возможно. — Пожал плечами Холмс. — Из реки сухим не выйдешь, а из болота и подавно.
— Ему лучше угождать! — вздохнул маленький ловкач.
— Не обучен! — усмехнулся Шерлок. — Но за советы и сочувствие спасибо.
— Я ж помочь хочу! — с некоторым смущением бросил Ринк, и всю остальную дорогу оба молчали.
Два дня спустя произошёл случай, который ещё сильнее поднял бывшего сыщика в глазах каторжников.
Уже неделю шли проливные дожди. Работать приходилось в грязи и слякоти, возить тачки сделалось тяжело и опасно, и все были злы до ужаса — и заключённые, и охрана.
Однажды разразилась гроза. Дождь превратился в ливень, стало темно, словно наступила ночь, и молнии, чиркая в темноте, так и били в землю, совсем близко от карьера. Не на шутку испуганный, начальник охраны приказал:
— Прекратить работу! Переждать грозу!
Охранники попрятались в редких кустах, росших по краю карьера и под навесом внизу. Часть заключённых, из тех, что считались «примерными», присоединились к ним. Остальные либо втиснулись в ниши, выбитые кирками в стенах карьера, либо прикрылись пустыми тачками и с унылым видом сидели так, принимая непрошеный душ.
Дождь был не особенно холодный, но падая стеной, непрерывно, становился невыносимым, вызывал озноб, доводил до исступления.
— Бог знает, что такое! — не выдержал через некоторое время кто-то. — Да ведь это же до вечера! Надо вернуться в лагерь! Эй, есть тут кто-нибудь? Охрана!
— Ведите нас по домам! — поддержали его несколько голосов. — Что мы, скоты, что ли? Подохнуть можно под этим дождём!
Раскаты грома заглушали вопли недовольных. Молнии вонзались в склон холма уже совсем близко от карьера, и многим сделалось страшно.
— Этак станешь, и похоронить нечего будет! — прошептал беззубый Хик и перекрестился.
— Заткнись ты! — огрызнулся сидевший с ним рядом Джон Клей. — Тебя и так не в мраморном склепе похоронят.
Гром ударил снова, и склоны карьера содрогнулись от этого грохота, а вслед за ним вдруг послышался отчаянный вопль:
— Спасите! Помогите!!!
Из-за жёлтых куч щебня вынырнул человек в облепивших тело тюремных лохмотьях и, путаясь в кандалах, спотыкаясь, посыпался вниз, на дно карьера. За ним выросла громадная фигура и с рёвом, похожим на пароходный гудок, ринулась следом.