Рамос не собирался кардинально изменять местные устои, и тем более устанавливать испанские порядки, которые являлись абсолютно неприемлемыми для местного населения. А вот нанести «косметический ремонт» было ему вполне по силам, как и совершить «промывку мозгов», чем он и занялся. Пусть жители, главная масса которых европейские эмигранты, больше считают себя калифорнийцами и техасцами, а отнюдь не «кондовыми» янками. Потому и увеличил территорию этих двух штатов за счет четырех остальных, постаравшись расширить «собственные владения» также, бросить изрядный «кусок» пустующих земель Мексике, но отнюдь не в полное владение «порфириата», а на достаточно жестких и весьма «интересных» условиях. И даровал индейским племенам автономию на их землях, запретив выселять «краснокожих» в резервации, что было повсеместным явлением.
Земли ведь не просто много, чудовищно много — два миллиона квадратных километров, а населения едва на шесть с половиной миллионов жителей, с учетом Оклахомы, Колорадо и Юты, с которыми придется повозиться, особенно с последним, где закрепились мормоны. Впрочем, пусть болит голова у техасцев, теперь им там управлять, найдут как-то общий консенсус в «едином союзе» из пяти бывших штатов, ставших одной федерацией, только под названием Техасской. И «янками» там себя отнюдь не чувствовали, привыкли к своевольству, подкрепленному силой.
Калифорния тоже значительно, почти вдвое расширилась, территория далеко ушла за восточные отроги Сьерра-Невады, попросту поглотив практически безлюдную Неваду (всего 42 тысячи жителей) и значительную часть Аризоны, где населения было втрое больше. И народа в этой федерации со временем значительно увеличится за счет европейских эмигрантов, что хлынут сюда потоком, перенаправленным от разгромленного Нью-Йорка. На них и делался весь расчет, здесь Рамос и прилагал все свои усилия, которые теперь принесли значимые плоды.
Идея монархии европейцам привычна, так что мысль о собственном короле они восприняли не только спокойно, но и определенным энтузиазмом, ведь народ всегда нужно ставить перед выбором, а таковой был сразу в четырех вариантах. Тут все нужно было проделать по политическим технологиям будущих времен, когда любой человек ставится перед строго определенным выбором — причем все предложенные варианты, кроме одного, для него категорически не выгодны. Так войти в состав Британской империи, Испании, или упаси бог, Мексики, в качестве неполноправной провинции не захотел никто, дураков вообще не нашлось.
Зато за четвертый вариант проголосовали, как написали в газетах, единодушно и с «великим энтузиазмом». И был он выгоден именно самому Рамосу — народ пришел к мнению, что быть подданным испанского короля нон комильфо, и нужен свой монарх, благо претендент единственный, и пользуется доверием не только населения, но и всех союзных армий и флотов. К тому же все «свободы» будут не только сохранены, но и приумножены, благосостояние увеличится, злоупотребления власти прекратятся, ибо будет, куда и кому пожаловаться на таковые. А как новый король будет решать вопросы с испанским монархом по унии, его личное дело, лишь бы интересы всех верноподданных не были затронуты.
И что немаловажно — плебисцит провели также в Техасе и во Флориде, итоги там практически совпали с калифорнийскими. И когда позавчера все мадридские газеты поместили ошеломившую испанцев информацию о том, какой стала «Нуэва Эспанья» по желанию тамошнего народа, все местные политики разом пришли в ступор — «новая реконкиста», о которой начали писать, оказалась совсем не такой, как ожидали не только клерикалы…
Вообще-то дредноуты могли называть и «мичиганами», только американцы непозволительно долго провозились как с закладкой, так и со строительством своих первых линкоров. Если бы не искусственное занижение водоизмещения, втиснутого в тоннаж броненосца, что привело к снижению скорости до 18 узлов, то эти корабли даже смогли бы превосходить «творение» адмирала Фишера…
Глава 61
— Спасибо за доверие, Мария, пока я живу и дышу, сделаю все, чтобы защитить вашу семью, и особенно юного короля Альфонсо. Но, к сожалению, Испания сейчас переживает трудные времена, но когда за два истекшее столетие они были для нее легкими?
Вопрос был чисто риторический, ответа на него не требовалось. Многое что случилось за прошедший век, и революции, и контрреволюции, республики чередовались с реставрациями монархии, и под оккупацией страна находилась, объятая пламенем герильи — от нее, как от чумной заразы, одна за другой, откололись практически все колонии. Впрочем, от этого жизнь в «Новом Свете» нисколько не улучшилась. Новоявленные государства разодрались между собой, превратившись в «банановые республики» для «великих держав». Уровень коррупции там зашкаливал, они бурлили выступлениями недовольных, пронунсиаменто и революции шли волной, и сделать ничего было нельзя — раздробленная империя превратилась в жертву, отданную на растерзание сильным хищникам.