— Симпозиум! Симпозиум! - начали скандировать гости. Глаза людей загорелись. Произошло некоторое замешательство. Сердца пирующих обрадовались, когда наступило время послышать стихи и музыку, и увидеть, как разливают вино, которое слуги уже вносили в кувшинах и кратерах. Где-то в сторонке зазвучали дрожащие струны лиры и арфы под нетерпеливой рукой музыкантов. Гиппонакс взял в руку свиток и начал его просматривать. Через минуту, после объявления симпозиума, он должен был начать читать свои стихи.
Перед вельможными гостями, сидящими на тронах, поставили маленький резной золотой лидийский кратер. В нем не было вина, а только жетоны с именами пирующих, и один из них, выбранный по жребию, должен был стать симпозиархом - председательствовавшим на пиру.
Это был торжественный, праздничный момент. Только после этого и после жертвоприношений принесенных богам, можно было начинать пить божественный напиток Диониса. Однако гости и сейчас тайно выпивали, поскольку в зале. было очень жарко, а вино, которое приносили прямо из подвалов, было сладким и холодным. Слуг не хватало, чтобы во время убирать остатки и расставлять. кувшины и кубки с вином.
В суматохе один из прелестных сирийских мальчиков, раб Хореона споткнулся и разлил содержимое чаши, которую держал в руках, на мантию-хламиду своего хозяина.
И тут произошло нечто ужасное.
Бедный раб побледнел как холст, отступил на полшага, весь дрожа и бормоча какие-то неразборчивые слова. Эти слова Полиникос не разобрал, но увидел, как лицо Хореона вдруг покраснело от ярости и он, взревев, схватил кубок и яростно ударила им по голове ребенка.
Послышался короткий вскрик, глухой удар треснувшего черепа о резьбу кубка и наступила тишина.
Гости вскочили со своих мест. Гнусный поступок известного купца ошеломил всех. Но никто не осмелился произнести, ни слова. Хореон немного оправился и сказал: — Простите меня, друзья мои, извините меня за неуклюжесть моего идиота-раба, за то, что он расстроил вас. — Потом, оттолкнув убитого ногой, обратился к прибежавшим слугам: — Уберите его, и дайте мне новый плащ.
Затем он тяжело сел на свой трон.
Гости последовали его примеру. Они медленно вернулись на свои места.
Призывы к симпозиуму начались снова. Один только Гиппонакс скрутил и убрал свиток со своими стихами.
— Я не привык читать стихи на бойнях, — сказал он презрительно.
Полиникос сидел как вкопанный. Он так побледнел, что, казалось, потерял сознание, капли пота выступили у него на лбу, руки дрожали, как в лихорадке. Он смотрел, как Хореон счищал грязь рукой, не отрывая глаз от мантии, как слуги уносили маленького сирийца с безвольно поникшей красивой головкой и распущенными волосами, как кто-то вытирал кровавые пятна с напольных плиток.
И вдруг он почувствовал, что все в нем забурлило, что в нем поднимается какая-то слепая волна, непримиримая волна ненависти, которая хватает его за горло и начинает душить, притупляя сознание и поднимая его с места. Полиникос, ничего не видя перед собой, ничего не слыша, и не желая ни о чем думать, спокойным медленным шагом подошел к столу, за которым сидел Хореон, взял тот же кубок и швырнул его прямо в большое, потное, ненавистное лицо.
Кто-то крикнул, кто-то коротко и судорожно рассмеялся. Полиникос на мгновение замер, лишь слегка моргнув своими голубыми глазами. Затем он вернулся на свое прежнее место. Его никто не остановил.
Килон и Клеомен вскочили со своих стульев и схватили его за руки.
— Что он наделал, идиот! — в ужасе прошептали они.
Гиппонакс серьезно посмотрел на него, затем хлопнул в ладоши.
— Наш победитель Игр пьян, — крикнул он, — опьянел с первой же чаши! — Затем он наклонился к Полиникосу и прошептал: - Беги, несчастный, беги скорей. Помогите ему, афиняне.
— Конечно, он пьян! — повторили остальные гости вслед за Гиппонаксом.
— Надо же так напиться! — воскликнул Калиас, внезапно появившийся там.
Хилон и Клеомен схватили Полиника за руки и повели его к дверям. Полиникос шел, как в оцепенении, не зная, куда и зачем он идет.