Аргос был необыкновенно доволен, лежал спокойно, только виляя хвостом, и разметая им сухие листья. Он тихо повизгивал, время от времени вздыхая, как бы говоря своему маленькому другу; «Не волнуйся, не волнуйся, я с тобой».
И так они оба спали в лесной чаще.
Внезапно ночью Диосс проснулся, услышав рычание собаки. Аргос стоял, ощетинившись шерстью и вытянув голову вперед, его глаза светясь, как у волка, и смотрели в темноту, окружавшую их. Из леса доносились многочисленные голоса, которые разносились по лесу, но не было слышно, ни рычания, ни лая. Диосс сразу же вскочил. Сначала он подумал, что их окружили волки и что они сейчас появятся из леса. Но это были не волки. В их голосах был жалобный визг, как у небольших собак. Это были шакалы, которые десятки бродили по этим землям. Они почувствовали запах появившихся в лесу собаки и человек, но они не осмеливались на них напасть. Они стояли на определенном расстоянии от Аргоса и просто жалобно лаяли друг на друга. Напасть на них им не хватило смелости, поэтому они постояли некоторое время, грустно повыли и вернулись в лес.
Снова воцарилась тишина и покой.
Аргос бросился преследовать нападавших, но когда мальчик его позвал он, тут же вернулся, пролаял еще пару раз, совершенно спокойно несколько раз потерся спиной о землю, свернулся клубком и заснул.
Как только первая заря осветила чащу, они снова тронулись в путь.
Диосс снова шел вперед. Но он был болен и чувствовал себя паршиво, но это было еще не все. Голод снова стал мучить его, все тело тряслось из за холода наступавшей зимы. Он надеялся, что солнце согреет его, и высушит его хитон, как было раньше. Но был тоскливый, грустный день, моросил, и шел дождь, и он даже не мог разглядеть сквозь грязную завесу облаков, где находилось солнце.
Это было для него ударом потому, что Диосс до сих пор ориентировался только по солнцу.
Он знал, что Мегара лежала к северо-востоку от Коринфа, а Афины — к востоку от Мегары, и этого ему было достаточно. И теперь под тем же небом, серым как занавес, он не знал, где находился восток, где юг, и куда он направлял свои шаги. Мрачный, заросший лес тоже привораживал и отвлекал его от намеченного направления.
И вот Диосс, после нескольких часов блуждания по зарослям, после нескольких подъемов и спусков по гористой холмистой местности снова дошел до той самой опушки леса, возделанных полей и дороги, ведущей в долину. Диосс был в отчаянии. Ему казалось, что он потерял целый день, и оказался на том же месте, откуда ушел утром.
Лишь поздно вечером Диосос решился выйти из леса. Он смертельно устал, замерз и был голоден. Он даже не знал, где находится. Он сбился с пути , плутая по зарослям, и лесным опушкам. Наконец он увидел перед собой на краю широкой долины, деревню, уже еле видимую в сумерках.
Он немного отдохнул, затем с огромным усилием добрался до первого стоявшего дом, стоявшего немного в стороне, толкнул дверь и вошел.
Над ним витал теплый запах людей, животных и горячей приготовленной еды.
Из глубины тускло освещенной комнаты встал крепкий, плечистый парень. и подошел ближе.
— Это Аттика, господин? — прошептал Диосс.
— Нет, это Мегара, Аттика недалеко, вон там за тем за лесом.
Диосс вздрогнул и беспомощно прислонился к двери.
— Ой, моя мама! — только и сказал он.
Парень положил руку ему на плечо.
— А что тебе нужно в Аттике, сопляк? Ты откуда-то убегаешь?
Диосс не ответил. Позади него раздался женский голос.
— Оставь его, беднягу. Отпусти его.
Парень пожал плечами.
— Ты, что предлагаешь, мне отказаться от тех пяти драхм, которые мне сами идут в руки?
Диосс даже не пошевелился. Он не мог ничего сказать.
И в этот момент из приоткрытой двери появился еще один гость.
Аргос вошел в дверь. Его рот был перепачкан засохшей черной кровью, глаз опух, и он выглядел угрожающе. Ничего приятного его вид не предвещал.
Парень даже не заметил, как убрал руку с мальчика и попятился на шаг. Диосс повернулся и взял собаку за ошейник.
— Пошли отсюда, Аргос.
Они вышли во двор, а оттуда на дорогу, и через поле в лес, исчезнув в темноте.