Бояре окружили Владимира Рюриковича плотным кольцом.
– А мы с Мстиславом Романовичем добычей поделимся, он и подобреет, – сказал находчивый Смага. – Ей-богу, князь, обидно забраться в такую даль и ни с чем домой вернуться!
– Коль Мстислав Удатный закусил удила, он разнесет татар в пух и прах! – заметил кто-то из бояр. – О битве этой опосля былины слагать будут!
– Решайся, князь! – твердил воевода Премислав. – Победа над татарами теперь важнее княжеских склок.
– Будь по-вашему, бояре, – махнул рукой Владимир Рюрикович. – Пусть трубачи дадут сигнал к битве! Выступаем вслед за Мстиславом Удатным!
На востоке сквозь рваные тучи пробивалась слепящая взор розово-голубая полоска раннего рассвета. Светало быстро – контуры возвышенности за рекой Калкой, тянувшейся с севера на юг, обозначили неровную линию горизонта, там смыкались в туманной дымке лазоревые небесные краски и темно-зеленая поверхность холмистого гребня.
Мстислав Романович, выйдя из шатра, вдохнул полной грудью бодрящий утренний воздух. Его рассеянный взгляд задержался на склонах далеких холмов за рекой, там происходило какое-то движение, скакали не просто отдельные всадники, но целые конные отряды слаженно двигались, подчиненные чьей-то воле, переваливали через гребень возвышенности и исчезали, будто таяли в утренней дымке. По большим прямоугольным стягам можно было сразу определить, что это двигаются на юг русские полки; у половцев знамена были треугольной формы.
«Что за чертовщина! – мысленно выругался великий князь. – Кто поднял полки ни свет ни заря! Кто там верховодит без моего ведома?!»
Задыхаясь от гнева, Мстислав Романович послал слугу за гридничим, но тот уже сам спешил к нему с растерянным лицом.
– Беда, великий княже! – выдохнул гридничий, склонив голову. – От смоленского князя прибыл гонец с известием: обнаружен главный татарский стан. Мстислав Удатный взял все стоящие за Калкой полки под свою руку и решил, не мешкая, ударить на татар. Половецкую конницу галицкий князь пустил впереди. Владимир Рюрикович просит тебя, княже, забыть обиду в сей грозный час и вести киевлян на битву с татарами.
Мстислав Романович побагровел и длинно выругался.
– Что делают черниговцы? – после долгой паузы спросил он.
– Стоят на месте, – ответил гридничий, – но трубы у них в стане гудят вовсю. Не иначе, черниговцы к сече изготовляются.
– Воевод собери да поживее! – бросил гридничему Мстислав Романович и грузно зашагал обратно в шатер.
Было 31 мая 1223 года.
Злой рок уже навис над русскими полками…
Глава третья
Раскол среди Ольговичей
В стане черниговцев царил переполох, никто толком не знал, что происходит. За рекой было видно движение галицких, волынских, луцких и смоленских полков – войска спешно выстраивались на зеленой равнине и длинными колоннами тянулись по склону возвышенности на юго-восток. Туда же мчалась половецкая конница, топот копыт которой грозным гулом висел в чуткой утренней тишине.
Вскоре от смоленского князя прибыл гонец, который устами Владимира Рюриковича стал звать Ольговичей заступить ногой в стремя и поддержать Мстислава Удатного и идущих за ним князей в час решительного натиска на татарскую орду.
Ольговичи собрались на совет в шатре Мстислава Святославича.
– Разыскал-таки Мстислав Удатный курень татарский! – восклицал Михаил Всеволодович, потрясая увесистым кулачищем. – Вот шельмец! Не зря его Удатным кличут.
И было непонятно, радуется или досадует Михаил Всеволодович.
– Мстислав Удатный уговор порушил, главенство войском на себя взял! – возмущался Мстислав Святославич. – Наглец желает захапать и славу и добычу! Что делать станем, братья? Смоленский князь зовет нас поддержать Удатного.
– А киевский князь что поделывает? – спросил старший сын черниговского князя Всеволод Мстиславич.
– Киевляне стоят на месте, – ответил Мстислав Святославич. – Великий князь держит совет со своими воеводами.
– Ну и мы с места не сдвинемся, – пожав плечами, проговорил Всеволод Мстиславич.
– Да что вы такое говорите, братья! – воскликнул курский князь Олег Святославич. – Мы вышли на сечу с татарами, но до сечи у нас дело пока не доходило. И вот пришел момент схлестнуться со всей силой татарской, а мы сидим и рядим, что делать? Седлать коней надо и двигать на татар!
– Без повеления великого князя? – откликнулся на это Мстислав Святославич, нахмурив брови.
– Без повеления, – твердо промолвил Олег Святославич. – Я бесславно возвращаться в Курск не хочу. Что я сынам скажу и жене: мол, другие сражались с татарами, а я за речкой отсиживался!
– Олег верно молвит, – сказал Михаил Всеволодович. – Глупо останавливаться, когда до победы остался один шаг. Надо поднимать полки и не оглядываться на великого князя. Коль промедлим, братья, то останемся без славы и без добычи!
В шатре поднялся шум. Из семерых князей Ольговичей за немедленное выступление ратовали пятеро и лишь двое – Мстислав Святославич и его сын Всеволод – настаивали на согласовании своих действий с киевским князем. Было решено послать гонца к великому князю, дабы разузнать, собирается ли Мстислав Романович идти на татар, и если нет, то что он вообще намерен делать.
Михаил Всеволодович и Олег Святославич заявили, что не согласны тратить время на ожидание ответа от великого князя. Оба удалились с совета с намерением спешно вести свои дружины вдогонку за Мстиславом Удатным.
Летописец оставил такой отзыв об Олеге Святославиче: «У сего князя рука была сильная, а сердце было полно мужества. В брани он был страшен, в спорах неуступчив, к недругам безжалостен. Вида он был грозного, статен и могуч телом, власы носил длинные, как монах, бороду же стриг коротко; синие очи его излучали блеск, в лице его не было ни малейшего изъяна, как в ликах святых великомучеников…»
Под стать курскому князю был и Михаил Всеволодович. О нем так записано в летописи: «Сей князь был набожен. Однако набожность его была показная. В трудах и веселии он помыслами своими обнимал греховное честолюбие, всегда стремился подняться выше братьев своих, с дядьями был дерзок. Войну Михаил любил, ибо привык уделы брать силой, в ратных делах был смыслен; старшую дружину свою Михаил берег и лелеял, щедро делясь с нею златом. От отца Михаил унаследовал рыжеватый цвет волос, дородность тела, крупный нос и тяжелый подбородок. Он был завистлив и обидчив, долго помнил малейшее зло и известен был своей мстительностью…»
Подобное самоуправство двух великовозрастных племянников уязвляло Мстислава Святославича, который столь же ревностно относился к своему старшинству среди Ольговичей, как и Мстислав Романович дорожил своим старшинством среди южных Мономашичей. Полки Михаила Всеволодовича и Олега Святославича были самыми сильными во всем черниговском воинстве.
Споры в шатре киевского князя были в самом разгаре, когда кто-то из киевских дозорных прибежал и сообщил, что черниговская рать переходит вброд реку Калку.
– Не вытерпели черниговцы, решились-таки! – досадливо обронил гридничий Ермолай Федосеич. – Восхотели и они хлебнуть бранной славы из одной чаши с Мстиславом Удатным!
Киевские воеводы заволновались:
– Уйдут черниговцы на битву, мы тогда одни останемся!
– Надо бы и нам выступить, а то… как-то нехорошо получается.
– Нехорошо?.. Стыд и срам получается!
– С какими глазами на Русь вертаться будем, коль в такой час в стороне отсидимся. Ох, бояре!
В этот момент в шатре появился гонец от черниговского князя, который поведал, что на татар двинулись лишь курский и новгород-северский полки, прочее же черниговское войско ожидает приказа от великого князя.
– Каково будет твое слово, великий княже? – спросил гонец.
– Пусть твой князь не двигается ни на шаг, – сказал гонцу Мстислав Романович. – Мы не станем расхлебывать кашу, которую заварил Мстислав Удатный. Пусть галицкий князь берет себе всю славу, ежели у него получится победить мунгалов. Но ежели татары окажутся сильнее, тогда любимец Удачи прибежит обратно к Калке под нашу защиту. И побеждать татар придется уже нам, проявившим больше выдержки и благоразумия. Так и скажи Мстиславу Святославичу!