— А что, если дверь здесь тоже открыта? — ворчливо предположила Ниса уже у самого входа в лофт Фирусы.
— Значит, кто-то обзавелся весьма сомнительной привычкой, — сделала выводы я, достала запасную связку ключей от квартиры подруги, оставшуюся у меня с нашего последнего визита, и прежде, чем вставить ключ в замок, дернула на всякий случай створку.
Вопреки пессимистичным прогнозам нашей банши, она не поддалась. Трудно было сказать, хорошо это или плохо, а потому я быстро отперла замок и вступила в темное помещение, которое было таковым из-за плотно задернутых штор на окнах.
— Руська? — осторожно позвала Ниса, входя в лофт следом за мной и замирая позади. — Ты тут?
Протянув руку в право, я дернула длинный шелковый шнурок и одна единственная просторная комната, где доминирующим элементом интерьера являлась покатая мансардная крыша, подсветилась ретро-лампами. Последние выглядели так, словно хозяйка жилища стащила парочку садовых светильников из ближайшего городского парка, а после вмонтировала их в стену.
— Как она здесь живет? — проворчала Ниса, скептично поджимая губы и осматривая помещение, которое одновременно служило и спальней, и гостиной, и кабинетом, и кухней со столовой. Единственное, что в лофте Руси было хорошим, так это то, что она догадалась поделить жилое пространство на зоны при помощи мебели. Но при этом сама мебель была, так сказать, очень специфической, как и различные элементы, призванные её дополнить. Муза называла это бохо-шиком, я называла это убежищем цыганского беженца, обменявшего последнего коня на скульптуру свиньи, разукрашенную в безумный мелкий цветочек.
— Сама поражаюсь, — скривилась я, обходя напольную подставку для цветов, выкрашенную в золотисто-матовый цвет. В неглубокой емкости, напоминающей собачью миску подруга хранила всякую мелочь вроде оторвавшихся пуговиц, ненужных монеток и прочей ерунды. — Сочетание несочетаемого — индустриального лофта с хиппующей эксцентрикой.
— Какой из Руськи хиппи? — хихикнула Ниса, медленно подходя к застеленному пушистым пледом дивану и по пути осторожно заглядывая во все темные углы. В голосе её играла улыбка, но лицо оставалось серьезным, а взгляд цепким.
Она подумала о том же, о чем и я. Руси дома не было, однако в квартире могли находиться посторонние — либо в виде физического присутствия, либо в виде портативной техники слежения. А с учетом количества пуфиков, креслиц, столов, стульев и шкафов спрятать или спрятаться в доме Руси было где. И если наши опасения были верны, то незваные гости слышат все, что мы тут говорим. Слышат — и делают определенные выводы.
— Вот именно, что никакая, — фыркнула я и двинулась вдоль стенки, в которую был вмонтирован кухонный гарнитур.
Дома готовить подруга не любила. И нигде, в принципе, не любила, предпочитая выживать на доставке еды и пользуясь услугами близлежащих кафешек. Иногда она снисходила до того, чтобы зайти в магазин за продуктами, но, как правило, покупала что-то вроде готовых салатов и несладкого печенья, то есть, то, что можно было съесть за один раз или хранить очень долго. А потому её кухня имела холодный, чистый и безжизненный вид, больше напоминая часть выставочного зала, где всё быть идеальным и выстроенным под линеечку. Единственным предметом, который выглядел как что-то, чем хотя бы иногда пользовались была дорогая, сверкающая хромированными деталями кофемашина. Взгляд тут же уловил непривычную деталь — желтый стикер, приклеенный на крышку отсека для загрузки кофейных зерен.
— Ниса! — позвала я. Банши тут же сменила траекторию движения и приблизилась ко мне. — Смотри, какая у нашей подружки техника имеется?
И я ткнула пальцем, но не в кофемашину, а в записку. Ниса склонилась ниже, чтобы прочесть то, что я уже успела запомнить наизусть. Когда банши подняла на меня ошеломленный взгляд, я кивком головы указала ей на дверь. Ни слова ни говоря, мы покинули лофт, предварительно сорвав стикер и забрав с собой.
— Что это? — еще раз уставившись на бумажку, спросила Ниса, пока я запирала дверь. — Что это такое?
— Предполагаю, что послание, — спокойно ответила я.
— Вот это — послание? — подняла на меня глаза банши, в которых читалось недоумение пополам с нарастающим раздражением. — Это бред сивой кобылы! Которая еще и была пьяная, пока это писала! Бред пьяной сивой кобылы!
— Это писала Руся, а не кобыла, — я убрала ключи в карман, и мы без особого интереса к процессу спора вернулись к оставшемуся ожидать нас под единственным подъездом таксисту.
— «Погода скоро испортится. Захвати зонтик. P.S.: Не забудь полить мои орхидеи», — зачитала вслух Ниса, пока таксист, который должен был отвезти нас обратно на работу, выезжал со двора. — И что вот это значит?
Она угрожающе потрясла в воздухе стикером.
— Не знаю, — я откинулась на сидении и устало прикрыла глаза.
— Так, — решительно выдохнула Ниса. — Надо успокоиться. Надо успокоиться…
И она сосредоточенно запыхтела, стараясь равномерно вдыхать и выдыхать. Несколько минут она честно пыталась изображать медитацию, но после не выдержала, подхватилась, раздраженно прорычав себе что-то под нос, и дернула меня за рукав.
Я нехотя открыла глаза. В отличии от Нисы, которая не могла найти себе места, моё состояние кардинально отличалось. Был упадок сил и вообще ничего не хотелось, кроме одного — занырнуть под какой-нибудь камушек на дне Тихого океана и не высовываться оттуда ближайшие лет сто.
— Слушай, — яростно заговорила подруга, с каждым словом понижая голос, пока не перешла на зловещий шепот, от которого у меня тут же началась изжога. — А если это не просто бред спятившей музы? Если это зашифрованное послание?
— Молодец, — кивнула я, — догадалась.
— Ты раньше это поняла? — заморгала Ниса, чуть отодвинувшись и перестав нависать над моим лицом.
— Ага, — я почесала бровь. — Потому что я не верю в сумасшествие по заказу. И в то, что возможно попрощаться со здравым смыслом за одну ночь.
— Хорошо, тогда давай разбираться, — Ниса выудила из кармана смятую бумажку, разгладила её на коленке как смогла, и вновь внимательно уставилась на аккуратно выведенные строчки. Подчерк определенно принадлежал музе, и мы обе узнали бы его даже через пятьдесят лет. Слишком уж часто наша троица списывала друг у друга в школе. — «Погода скоро испортится». Что это может значить?
— Это явное предупреждение. И речь точно не о погоде, — я приподнялась повыше, чтобы увидеть, где мы в этот момент ехали.
К сожалению, мы нигде не ехали, мы стояли. В пробке, которая судя по навигатору, растянулась на несколько кварталов.
— Окей, — согласилась Ниса, продолжая рассматривать бумажку. — Это предупреждение.
— Предупреждение об опасности, которая, возможно, может угрожать и нам, если исходить из указания взять зонтик, — начала я рассуждать, подстраиваясь под уровень громкости надрывающегося радио и стараясь говорить так, чтобы водитель не смог расслышать наши слова. — Возможно, Руся пытается сообщить нам о том же, о чем говорил Ян.
— А при чем тут тогда орхидеи? — схватилась за голову Ниса, запуская пальцы в свою короткую шевелюру.
— Возможно, ни при чем, — пожала я плечами. — А возможно, это тоже что-то значит.
— Но у Руси нет орхидей, — с нажимом произнесла Ниса, оставляя в покое волосы, которые она усердно пыталась проредить. — Она вообще не любит цветы в доме, говорит, что не желает ощущать себя так, словно живет в клумбе.
— То-то и оно, — подтвердила я. — В этой просьбе заключен какой-то иной смысл. Вот только понять бы — какой?
И Ниса принялась гадать. Она переставляла слова местами, меняла буквы, читала слова задом-наперед и слева на право, с каждой минутой все больше и больше напоминая каноничного профессора из знаменитого фильма про путешествия во времени. Но чем дальше она заходила, тем меньше смысла обнаруживала. В конце концов, её затея по дешифровке письма окончилась бессмысленным перечислением несуществующих слов, которые подруга сама же выдумывала, по ходу дела практически изобретя новый язык.