— Давай сфотографируемся на память, — вдруг предложила Розабель и, легко подхватив его под руку, повела в сторону фотографа, работающего в специально отведенной для него нише, где каждый из гостей мог сделать памятный снимок. — Хочу запомнить нас такими.
Ян не стал сопротивляться, хоть и знал, что фото получится засвеченным. Как и фото той девушки, с выпускного, которое с головой выдало стоявшего рядом с ней парня. Парня, который не был человеком, но притворялся им.
— Улыбочку на счет три, — распорядился фотограф, едва только они заняли свои места перед установленной на штатив камерой. Это был маленький забавный человечек в костюме-двойке и смешных круглоносых штиблетах. — Раз, два, три!
Розабель послала соблазнительную улыбку в объектив, Ян ограничился просто взглядом, зная, что как он ни улыбайся, все равно не поможет. Камера не справится с тем эффектом, который дают глаза таких, как они.
— Фотография — удивительная штука, не правда ли? — повернулась к нему Розабель, чуть склонив голову к плечу. — В какой-то степени она помогает достичь бессмертия. В ней остается частичка нас, нашей души, нашей жизни. Мгновение замирает и остается в вечности.
— Ваше фото, — обратился к ним фотограф, протянув только что распечатанный на фотобумаге, а потому еще совсем свежий снимок.
— Спасибо, — пропела в ответ Розабель, чем до крайности смутила мужичка. Тот покраснел, пробормотал что-то невнятное себе под крючковатый нос, взъерошил короткие волосы и поторопился уйти, заметив другую пару, также решившую воспользоваться его услугами.
— Мне пора, — вдруг заявила девушка и в её голосе послышалась грусть, тихая, смиренная, та грусть, которая приходит в моменты отчаяния и остается с тобой навсегда, превращаясь в безмолвную попутчицу.
Она отвернулась и сделала шаг в сторону, словно собираясь уйти даже не попрощавшись, и Князь вдруг почувствовал, что теряет её. Это ощущение было таким внезапным и острым, что испугало даже его самого.
— Стой, — он схватил её за хрупкое запястье, на котором болтался тонкий браслет, такой же изящный и легкий, как она сама. Этот браслет Ян подарил ей на совершеннолетие. И с тех пор она не расставалась с ним. И кажется, даже ни разу не снимала.
Розабель обернулась, посмотрела ему в глаза и от этого взгляда мир болезненно дернулся и перевернулся, совершив стремительный кувырок. Ток пробил поясницу, взлетел вверх по позвоночнику, сковал лопатки и взорвался в затылке, осыпав тело миллионами искр.
— Куда ты? — хрипло спросил он, перебарывая возникший в горле ком.
— Далеко, очень далеко, — тихо проговорила Розабель. А после приблизилась к нему так близко, что он ощутил запах её кожи. Так пахла только она — свежестью весны и сладостью лета с едва уловимыми яблочными нотами. И это был не искусственный аромат, а только её собственный. Так пахало её тело, её волосы, её одежда, вещи, которых она касалась. Все вокруг неё. — Я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду помнить о тебе. И когда придет время, я буду рядом.
Его пальцы дрогнули на её руке, с силой стискивая мягкую нежную кожу.
Бель железная. Стальная. Мягкая, соблазнительная и притягательная на ощупь, но непробиваемая внутри. Холодная, презрительная, злая, взявшая кусок скалы и заменившая ею душу.
Когда это случилось?
До или после того, когда они поняли, что вместе им не быть?
Не известно.
И все же…
Все же в ней по-прежнему оставалось что-то, что вынуждало Князя всем своим естеством стремиться защитить её. Может быть, потому что для него она навсегда останется той умной, но слабой девочкой, которую он увидел у окна холодным пасмурным осенним днем. Это сочетание силы ума и слабости тела всегда… будоражило, пробуждая очень странные, неожиданные даже для него самого, инстинкты.
Бель аккуратно освободила свою руку, сжала на прощание его пальцы, улыбнулась, мягко и ласково, а после стремительно направилась прямо к выходу.
Она ушла, а он остался стоять, ощущая, как разрастается внутри темная, пожирающая пустота.