– Извиняйте, обжоры! – обратился он к едящим. – Жирное и острое очень вредно. Очень! Ужасно вредно. Так что, приятного вам аппетита и до встречи, любезные. – С этим и удалился.
Никольский собор встретил их раскатистым колокольным звоном.
Николай и Стас чинно перекрестились и вошли внутрь. Василий попробовал перекреститься сначала от пупа ко лбу, потом слева направо, чертыхнулся и отстал – понаблюдать, как осеняют себя крестным знамением вновь входящие. Понаблюдал, отрепетировал, перекрестился грамотно и вошел.
Николай и Стас молча созерцали внутренности собора, пока рядом не раздался восклицательный шепот Василия:
– Ты смотри-ка, сколько их тут, с крылышками!
Вокруг них меж простых смертных бродили и личности с крылышками. К одному из них, седому старцу, Николай подошел и тихо спросил:
– Отец, скажите Христа ради, что делать-то теперь?
Старик пошамкал губами, озорно поглядел на Николая и пояснил шепотом:
– Ну, что… В институты поступай, женись, детишек строгай!..
Николай обалдело уставился на старика:
– Как это?
– А так! Сам-то покумекай! «Что теперь делать»! Ничего не делать! Кто где закончил, тот с тем и осталси! Молиться не запрещают, хотя, я так думаю, не наше это теперь дело. Пускай теперь за нас молятся. А мы уж отмолилися. Мы теперь к Господу нашему ближе всех остальных, теперь уж он с нами решит, раз уж мы пред ним предстали-то! – И старец забормотал что-то, неся ко лбу щепотку пальцев. – А я-то… – вдруг продолжил дед, – я за старуху свою молю, чтоб поскорее догоняла. Нечего ей теперь здеся без меня делать. Семечки во дворе переводить с соседками, а?.. Вот так, сынок.– Не согласен я! – Николай быстро шел по соборному парку. Василий и Стас едва за ним поспевали. – Не может быть, чтоб всё так просто! Хлоп и нет тебя навсегда! И никаких следов! И ничего сделать не можешь. Вот я ведь тебя вижу, и вот тебя! И слышу! И всё знаю, везде могу быть, и что?.. Так! Кто молитвы знает?
– Отче наш, еси на небеси… – заговорил Стас и тут же смолк. – Не знаю я, Коля, дальше.
Василий наморщил лоб:
– А я знаю только «Айм сори, ай лав ю» и еще это… как его… Не помню… Всё.
Николай поднял голову и почти крикнул в высокие кроны деревьев:
– Господи! Если ты есть… Дай нашим женам и детям на хлеб… Хоть как-нибудь!
Последние слова почему-то подхватило эхо. «Нибудь-нибудь-будь» прошелестело в кронах. Вдруг вверху что-то щелкнуло, и троице явно послышался равнодушный женский голос: «Почем у вас нынче хлеб?»
– Так это… Нарезной по 13, а Дарницкий по 12.50, если круглый! – С готовностью отозвался Василий. И через мгновение на тропинку рядом с крылатыми мужчинами откуда-то сверху рассыпалась горсть монет. Василий наклонился и тут же посчитал разбросанные на земле деньги. – Смотри-ка, как в аптеке! Ровно 25 рублей 50 копеек!
На тропинке возникла старушка. Мужчины инстинктивно расступились, пропуская её. Увидев монеты, старушка охнула, оглянулась по сторонам и подобрала их:
– Как раз! И на булочку для голубков, и на свечки. Спасибо тебе, Господи! – Старуха перекрестилась на облака и двинулась к собору.
– Вот что они там все замаливают?! – вскипел Василий. – Грешить надо меньше! «Для голубко-ов»! – И вдруг вперил подозрительный взгляд в лицо Николая:
– Слушай, Колян. А вот не скажу я, что ты из бедных, хоть убей меня! Наверняка, ведь бизнесмен! Наверняка, ведь скопил миллиончик! Прикидываешься, небось, нищим-то! Поделился бы, а?
В это время по тропинке прямо сквозь них на большой скорости промчался пацан на спортивном велосипеде.
– Разъездились!! – закричал ему в след едва отпрыгнувший в сторону Стас. – Будет когда-нибудь в этой стране уважение к покойникам?!! …А ты, Вася, что несешь?! Какое твое-то дело, кто как жил? Тоже мне, совесть ходячая!
– Да сам ты козёл! – огрызнулся сантехник.
Николай отвернулся от них и пошел прочь.
– Николай! Ты куда? – окликнул его Стас.
Николай отмахнулся:
– Я вас потом найду.В квартире Николая было довольно напряженно. Дети продолжали играть, но странное поведение матери их настораживало. Вдова Николая, Лера, с заплаканным лицом сидела на кухне с телефонной трубкой и только кивала, ничего не отвечая абоненту. Теребила в руке носовой платок. А Николай с крылышками расположился на верхней крышке пианино и одновременно видел и детей, играющих в комнате, и жену. По лицу его блуждала улыбка. Он все-таки устроил семье неплохую квартиру, «настрогал» симпатичных детишек, и жену себе выбрал не просто красивую, а с изюмом.
Николай легко спрыгнул с пианино, прошел по коридору, одобрительно хлопая по обоям, которые, видимо, подбирал сам. Зашел в детскую. Три белокурых пацана-погодки (пять, четыре, три) только что на голове не стояли. На лице Николая появилось отражение их шкодливых улыбок.