Между тем война продолжалась и стала затяжной. Побед становилось все меньше, а поражений – больше. А каких это стоило денег! Только суточные расходы на войну составляли от 24 до 55 миллионов рублей. Казна таких денег не имела – и пришлось залезать в долги. К 1917 году государственный долг России составил около 50 миллиардов рублей. Куда девались эти деньги, одному Богу ведомо, но, как я уже говорил, на фронте не хватало ни снарядов, ни патронов, ни шашек, ни винтовок.
О моральном духе и говорить нечего. На одном их секретных заседаний в августе 1915 года военный министр А. А. Поливанов, не скрывая горечи, сказал:
– На театре военных действий беспросветно. Отступление не прекращается. Вся армия постепенно продвигается в глубь страны, и линия фронта меняется чуть ли не каждый час. Деморализация, сдача в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры. По-прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности. Уповаю на пространства непроходимые, на грязь непролазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя святой Руси.
И все же эта обескровленная и преданная командованием армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, то есть половину всех сил противника. Порой она даже предпринимала наступательные операции вроде Брусиловского прорыва в Галицию или удара по Восточной Пруссии группировки Самсонова, но заканчивались они почему-то крахом и позорным отступлением. Вот что писал в своих воспоминаниях один из участников брусиловской эпопеи генерал Деникин.
«Великая трагедия русской армии – отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость – физическая и моральная… Помню сражение под Перемышлем в середине мая 1915-го. Одиннадцать дней жестокого боя, одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с их защитниками. Лилась кровь. Ряды редели, росли могильные холмы».
В еще более странном положении находился флот. Как известно, Ставка располагалась в Могилеве, поэтому ничего удивительного в том, что везде и всюду говорили, что «флотом командуют из болот Полесья и командуют по-болотному». Например, Ставка запрещала какую бы то ни было активность Балтийскому флоту, и это несмотря на то, что всю войну в распоряжении русских моряков был германский морской шифр, благодаря чему все намерения командующего германским флотом принца Генриха были известны заранее. Немцы об этом не догадывались, а наши адмиралы не нашли ничего лучшего, как передать этот шифр англичанам.
Так что Балтийский флот был заперт в Финском заливе, матросы от безделья начали бузить, а когда их попытались отправить в окопы, они мигом сообразили, что митинги с призывами прекратить войну куда лучше немецкого штыка.
Многие считают, что эти митинги и призывы воткнуть штыки в землю появились в результате стихийного недовольства масс. Глубочайшее заблуждение! Обратимся еще раз к воспоминаниям генерала Деникина.
«Наряду с аэропланами, танками, удушливыми газами и прочими чудесами военной техники, – писал он, – в последней мировой войне появилось новое могучее средство борьбы – пропаганда. Широко поставленные технически, снабженные огромными средствами органы пропаганды вели страшную борьбу словом, печатью, фильмами и валютой, распространяя эту борьбу на территории вражеские и нейтральные, внося ее в области военную, политическую, моральную и экономическую».
Назову только одну цифру: Германия потратила на эти цели 382 миллиона марок, причем большую часть в России. На что шли эти деньги? Да на те же газеты, журналы, фильмы и, конечно же, миллионы листовок и прокламаций, которые распространялись в русских окопах с призывами к миру и прекращению войны.
Начальник германского Генерального штаба генерал Фангельгайн был по-солдатски откровенен и в одном из выступлений заявил:
– Пока Россия, Англия и Франция выступают вместе, мы не можем победить наших противников так, чтобы обеспечить себе достойный мир. Или Россия, или Франция должны быть отколоты. Прежде всего, мы должны стремиться к тому, чтобы вынудить к миру Россию.
Не дремали и немецкие дипломаты. Бывший германский посол в Петербурге Пурталес получил указание связаться с кем-нибудь из влиятельных лиц, чтобы с их помощью внести разлад между вдовствующей императрицей, царем и генералитетом. Задача: «Передать голубя с оливковой ветвью».
Первой работать на дело мира согласилась вдовствующая императрица Мария Федоровна, а вот жена его сына повела себя иначе – она сделала все возможное и невозможное, чтобы царь принял на себя верховное командование. Николай II колебался, ссылался на сложности в Думе, на слабовольных министров. Но Аликс, прекрасно понимая, что полковник, который не командовал даже батальоном, не сможет вести к победе шестимиллионную армию, настаивала на своем.