Постоял мужичонко, вздохнул и поплелся к выходу…
Все это было так обычно для него, что даже не вызвало возмущения…
А почтово-телеграфный чиновник, окончив работу, шел не спеша домой, выпивал рюмочку-другую смирновской водки с маринованными грибочками на закуску, плотно обедал и заваливался спать.
Вечером — винт или преферанс «по маленькой» с приятелями, комаровская газета «Свет» — перед сном. А во сне — приятные грезы: будто он стоит в соборе за своим свечным ящиком, в новом мундире со шпагой… Новая звездочка — новый чин — горит на его контрпогонах с золотым плетеным шнуром, а на шее важно поблескивает орден.
И древние старушки с почтением подходят, протягивая дрожащую руку за свечкой…
Прошли годы… Бурные, тяжкие… Началось с войны до «победного конца». Пришла и победа — победа Октябрьской революции.
Этого ли победного конца ожидал старый почтово-телеграфный чиновник, сидевший, как портрет, в раме своего служебного окошечка…
Годы изменили его. Поседела голова, отросли запущенные волосы. Заплаты и пятна покрыли суконце старой форменной тужурки. Глубокие морщины избороздили лицо, потерявшее былую важность… Только взгляд стал еще более колкий — вот так бы и пронзил насквозь этих новых, в кожаных тужурках.
А старые, где они?..
Давно лежит на кладбище соборный протопоп. Не перенес он «поругания храмов божьих», занемог и скоро умер. Так и не пришлось ему покататься в архиерейской сыновней карете… Как лист осенний, закружила буря господина земского начальника и забросила куда-то далеко, не то на остров Мальту, не то на Принцевы острова. А в усадьбе его давно трудовая коммуна орудует… Старую барыню еще встречает чиновник иногда. Облиняла старуха… Не шумит шелками. Гримаса обиды — обиды на всю жизнь — легла на ее лицо. Встретится взглядом со старым чиновником и вздохнет… и он вздохнет… — каждому вспомнится старое.
Ах, не глядеть бы на это новое!.. Если бы можно было навсегда захлопнуть вот так крепко окошко и сидеть за перегородкой, отгородившись от этого нового, страшного, непонятного мира, никого не видеть, ни с кем не разговаривать… Но вот стучат… стучат… надо открыть.
И чиновник открывает окошечко и молча, недружелюбно устанавливается на клиента, принимает письмо.
— Денежное?.. Несоответствующая оболочка. Не могу принять.
— Какая оболочка? — недоумевает клиент.
— Конверт мал. Здесь нет места для пяти печатей.
Клиент стоит озадаченный. Потом идет в соседнюю лавочку, покупает новый конверт, переписывает адрес. Опять стучит…
Окошечко открывается.
— Вот новый конверт…
— Не подходит. Клапан не подходит. Надо, чтобы в середине конверта углы сходились, а так я не могу наложить печать. — Окошко захлопывается.
Клиент ворчит и вновь уходит. Опять стук…
— Вот полдюжины конвертов, выбирайте любой.
Чиновник молча указывает на один из них.
— Ну и порядки, — уходит рассерженный клиент, получив наконец квитанцию. — Не советская почта, а старый прижим!..
Окошко захлопывается. Что-то вроде улыбки скользит по лицу чиновника.
Тишина… Только мухи жужжат и кружатся над столом.
Чиновник подавляет зевоту и враждебно смотрит, скосив один глаз, на ненавистный «Бюллетень НКПиТ». Случайно он прочитывает один приказ и бледнеет.
— Дожили!.. Этого не хватало!..
Дома, после службы, жена встретила его с засученными рукавами: она только что давала пойло корове и кормила индюшек.
— Отец, что с тобой, на тебе лица нет?..
Чиновник грузно опустился в старенькое кресло и, потрясая «Бюллетенем», воскликнул:
— Дослужился!.. За тридцать два года верной и беспорочной службы…
— Да говори ты толком, в чем дело?..
— Не дело, а тьфу!.. Повышение получил, вот что! В поч-талионы попал!
— Шутишь, отец!..
— Плохие шутки! Вот… циркуляр… кольцевые почты выдумали. Изволь сумку на плечо да мужикам письма по деревням развозить… Селифант Дормидонтович!.. Позвольте вам письмецо в собственные руки вручить… Это мне-то, при моем чине, им-то, сиволапым!..
Жена, вытирая мокрые руки о фартук, присела на кончик стула.
— Что же теперь будет?..
Чиновник, излив первый гнев, усмехнулся.
— А вот что будет! — И он, сложив пальцы, сунул ими в лицо озабоченной супруге.
— Ты чего ж это кукишем тычешься?!
— Не тебе этот кукиш, дуреха, а им, чтобы им пусто было! — И старый чиновник ткнул кукишем в «Бюллетень». — Кольцевая почта? С большим моим удовольствием! Вечером посижу, на бумаге таких им колец накручу, что любо-дорого! «Всемерно стараясь о приближении почты к беднейшему крестьянскому населению, мною организовано… та-та-та, та-та-та, столько-то сел, столько деревень… Повышение обмена… пятое-десятое»… Не впервой такие отчеты мне писать! Кривая вывезет, не робей!..