По словам французского корреспондента Dru, московский предводитель кн. Трубецкой написал письмо Мирскому, в котором настаивает, чтобы оно было доложено царю, а высказывает в нем все то же, что было в черниговской телеграмме, которая так возмутила царя.
25 декабря.
Был Рыдзевский. Говорил, что царь более чем индифферентно относится ко всему, что творится в России, что «он ничего не понимает». На все тревожные донесения, которые ему представляются, он только делает пометку красным карандашом, из которой видно, что он их читает, но затем ни слова ни с кем про них не говорит, ничего не спрашивает, не советуется, как вести дело. Витте в эту минуту est le maitre de la position.[101] Мирский понял, что Витте его совсем обошел. Мирскому придется не сегодня завтра уйти, и тогда Витте посадит на его место своего приспешника. Все это говорил Рыдзевский.
Депеша о капитуляции Порт-Артура была получена царем на станции Боровичи, во время пути.
Новость, которая удручила всех, любящих свое отечество, царем была принята равнодушно, не видно было на нем и тени грусти. Тут же начались рассказы Сахарова (военного министра), его анекдоты, и хохот не переставал. Сахаров умеет забавлять царя. Это ли не печально и не возмутительно! Не дай бог, чтобы это проникло в народ, к недругам.
Павлов говорит, что Витте быстро проведет конституцию, — испросит разрешение созвать Земский собор, созовет собор не всесословный, а только из одних земцев, да с известной окраской, которые затем провозгласят его диктатором.
26 декабря.
Гербель возмущен Мирским, хочет уйти в отставку, находит, что при теперешнем режиме нельзя работать. Рассказал он, как Чертков (Варшава) поручил ему передать Святополку — не Мирскому, а «окаянному», как выразился Чертков, — что, пока он варшавский генерал-губернатор, у него все в крае останется по-прежнему, что он новых веяний у себя не допустит. Так и было передано Мирскому.
Верстрат говорил, что поражен равнодушием, с которым петербургское общество встретило капитуляцию Порт-Аргура.
Говорили сегодня, что в первом заседании у царя за самодержавие говорили Витте, Коковцов и Победоносцев. Сольский и Ермолов проводили либеральные мысли. Во втором заседании к первым трем примкнул Муравьев, так как на этом заседании присутствовал вел. кн. Сергей Александрович и тоже крепко говорил за самодержавие. Говорят, что Муравьев не прочь стать министром внутренних дел. После Мирского это незавидное место — преемника Мирского скорее убьют, чем убили Сипягина и Плеве. Максимович вчера говорил, что Муравьев часто повторяет в последнее время, что петербургский климат ему не годится.
Большие толки идут про эскадру Рожественского — вернут ли ее или все-таки пойдет она в Тихий океан. Булгакова говорила, что Суворин разочаровался в Куропаткине. Здесь прошел слух, что Куропаткин заболел. Суворин отправил ему сочувственную депешу, спрашивает об его здоровье. Ответ же Суворин получил такой, что страшно возмутился. Пишет Куропаткин, что утром осматривает позиции, потом завтракает, потом совершает прогулку, потом обедает и т. д., и ни слова больше насчет военных своих предположений и прочего — ничего.
27 декабря.
Дедюлин сегодня сказал, что не знает, чем все это кончится. Протесты и адресы идут со всех сторон. Тверские дворяне присоединились к адресу черниговских дворян, т. е. к их телеграмме царю. Московский биржевой комитет примкнул к Московской городской думе и ей выразил полное сочувствие.
Зиновьев сегодня высказывал, что за последнее время Плеве слишком много сажал и арестовывал, что он это знает en connaissance des choses,[102] так как 6 месяцев подписывал бумаги, а что теперь — наоборот, до разбора всех выпускают без разбора.
28 декабря.
Штюрмер сегодня прямо говорил, что царь болен, его болезнь — бессилие воли; он не может бороться, всем уступает, а в эту минуту вырывает у него уступки самый ловкий во всем мире человек — Витте. Говорил он, что Мирский не уйдет, пока не проведет у царя равноправности поляков с русскими. Севастьянов сказал по телефону, что сейчас читал много депеш от разных корреспондентов, в которых они извещали свои газеты, что Витте назначен министром внутренних дел.
Тыртова говорила, что была депеша, подписанная Фоком, Смирновым, Виреном и Григоровичем, из Порт-Артура, в которой говорилось, что с отъездом наместника Алексеева Стессель все чудит — никого не слушает, моряков посылает на суше в самые опасные места, не позволил им выйти с кораблями вторично из Порт-Артура попытать счастья. Теперь стало известно, что Стессель, не сказав этим лицам, сам от себя написал письмо японскому адмиралу Ноги о сдаче ему Порт-Артура. Из этого видно, что там все они жили, не дружно работая, а враждуя.