Вечером был Иванов. Он доволен приемом Витте, который ему сказал, что все его донесения он читал и нашел, что они написаны с тактом и ловко. Впечатление Иванова, что Витте этой именно ловкости и этого такта только и добивается, что это такой человек, что ему все средства годны для достижения цели, что именно Вендрих была эта цель, который устроил так, чтобы подготовить портфель Витте, т. е. он там путал, а Витте и Вышнеградский топили Гюббенета.
1 марта.
Страшный день в истории России. Одиннадцать лет уже царствует теперь Александр III. Характера у него больше, чем было у отца. У теперешнего царя есть сильная черта — это быстрое удаление людей, которыми он за что-либо недоволен. Он быстро выкидываем близких к нему людей, если узнает про их поступки, не внушающие уважения. Так было с Волконским, который был некогда его любимцем, так было с Барановым, который тоже одно время играл большую роль при дворе. Баранова он отдалил, но не совсем вышвырнул, как Волконского. Говорят, что за последнее время характер царя сделался грознее, чем был до сих пор.
3 марта.
Долго сидел Кутайсов. Обижен, что не он послан генерал-губернатором в Тобольскую и Пермскую губ., а Гри-Гри Голицын, которого он очертил неважно. Назвал его интриганом, крикуном, который ловко умеет себя повести, оставаясь сам всегда в стороне. Ему хочется быть членом Гос. совета, а так как это дело грудное, то через вел. кн. Михаила Николаевич; он и придумал комбинацию временной посылки его генерал-губернатором. Сказал Кутайсов, что Голицын свернет Дурново и в июле будет министром внутренних дел так ловок. Игнатьева, по его словам, здесь не любят, и Черевин, и особенно Е. Г. Шереметев, его не допустят министром, здесь нельзя иметь такую шумиху, как А. П. Игнатьев.
Кутайсов говорил, что недавно был разговор насчет Плеве в одной гостиной (кажется, он назвал Левашову). говорили, что Плеве министром не назначат, так как он такой человек, который мог ужиться с такими разнородными министрами, как Лорис, Игнатьев, Толстой и Дурново. В той же гостиной Голицын очень громко и горячо говорил о самодержавии, что надо всех держать в руках, наказывать розгами студентов, высоко держать знамя православия и проч. На это хозяйка ему заметила, отчего он так горячится, что все присутствующие разделяют некоторые его мнения, что будто он всех хочет убедить, что это его мнения, а не наоборот ли это.
Кутайсов о людях никогда хорошо не говорит. Стал он также ругать Гурко, особенно m-me Гурко, которая занимается гешефтами — с бывшим варшавским губернатором Медемом купила под чужими именами Домбровские копи. Когда Гурко приехал в край, он ни Медему. ни Бутурлину руки не подал, а теперь по просьбе Гурко, читай — его жены, Медем назначен его помощникам по гражданской части. Во время Коцебу уже Медем попался с благотворительным капиталом, который был у него на руках и который он отдал на 6 % Блиоху. Оржевский, узнав это, в качестве жандармского начальника сообщил об этом Коцебу и требовал ревизии сумм. Медему протежировала тоже жена Коцебу. Она попросила мужа задержать на время ревизию. Коцебу задержал на месяц, а когда, наконец, Медем мог отдать деньги, проверка была назначена и оказалось все налицо.
Про свои среды Мещерский говорит, что это — форум, а четверги Татищева — сенат. Кутайсов говорит, что из этих вечеров никакой не выйдет пользы, так как у Татищева заняты устаревшим вопросом, окончательно погибшим, — поднять значение дворянства, вернуть ему его прежнее положение, вернуть ему его прежнюю состоятельность, что уж совсем невозможная мечта. Говорить о насущном вопросе, например, о кабаках — это совсем другое дело, тут может быть и польза.