— Доброго здоровья, люди божии, — сказал старик и снял шапку.
— Здравствуйте, — ответили ребята.
— Скотинку пасете? — полюбопытствовал тот.
— Ага. Козы… А вы издалека? — спросил Вовка, с детским нетерпением рассматривая старика. И Мишка глядел на пришельца молча, с каким-то страхом.
— Да как вам сказать… — нехотя ответил дед. — С тридевятого царства иду.
— Ну что там? Немцев далеко прогнали? — не успокаивался Вовка.
— Позвольте присесть. Охо-хо! — И старик, приподняв полы старой шинели, присел на влажную ботву. — Нет покоя на белом свете.
— Не садитесь на землю. — Вовка подкатил гильзу. — Лучше здесь: в траве змеи водятся… Мишке под рубашку залезла.
— Твоя правда, сынок. — Дед погладил седую бороду, острым взглядом оглядел ребят: — Бреду степью и вижу — страшное что-то творится вокруг. Сусликов тех, как червей. В оврагах лисицы брешут, в буераках волки воют. А если и стояла где-нибудь скирда соломы, мыши всю ее истребили. Хомяки, крысы, саранча — гаспидская нечисть ползет на землю.
Волков и лисиц ребята в степи не видели. Но сейчас, окинув взглядом заросшие бурьяном холмы, Вовка испуганно зажмурился: ему показалось, что темные кусты закачались, из траншеи сверкнули зеленые огоньки хищников. Вовка пододвинулся ближе к разговорчивому деду.
— И откуда эта напасть?
— Сразу видно: разумный хлопчик. — Старик прижал Трояна к теплой шинели. — Я и сам свои ноги не жалею, все у ветра спрашиваю: «За что наказанье божье?» А вчера иду куда глаза глядят; уже стало темнеть, совсем затихло в степи. Солнце село за облако. Смотрю, а то облако плывет, плывет ко мне и все ниже, ниже. На глазах оно изменяется, играет всеми цветами, словно радуга в небе повисла. («Добрый дедушка и сказки хорошие рассказывает», — подумал Вовка и еще сильнее прижался к старику). Вижу, над тучей сияние, а на высоком престоле — божий посланник, крыльями размахивает. Вдруг, ну прямо передо мной, остановилась туча. И встает с голубого престола архангел Гавриил, подходит ко мне и так говорит: «Вот тебе, человек добрый, божественное письмо. Неси его по белу свету. Кто прочитает послание, поверит ему, семь раз перепишет и людям раздаст, тому бог спасенье пошлет. А кто отвергнет, яко диявол, тому уготовлена кара адова и на земле и на, небе…»
Вовка замер. В его больших карих глазах отражалось все небо. На небе — ни облачка. Посмотрел Вовка в синеву, и почудилась ему голубая лазурная гладь Ингула. И ровный лужок, похожий на небольшое зеленое озеро. Захмелев от дурманящих запахов земли, убаюканный пением жаворонков, лежит Вовка под стогом, как в детской люльке. Отец, как будто взлетая на крутую волну, кладет покос за покосом. Он без рубашки, тело белое и чистое, только под мышкой да на плече — розовые шрамы.
«Тату! — кричит Вовка и бежит к нему по зеленой траве. — Это поляк вам под мышку стрельнул?»
«Ага, белополяк. А под ключицу, навылет, — махновец».
«Расскажите, как это было».
Клочком травы отец вытирает косу, и глаза его наполнились солнцем, а на лбу выступили крупные капли пота. И добрая улыбка затерялась в казацких усах: «Знает, хитрец, а вишь, переспрашивает…»
«Об этом, сынок, долгий сказ. А вот если хочешь, о нечистой силе послушай… Был я таким, как ты, разве что на годок старше. Опоздали как-то мои братья на ужин. Распрягли коней, я поводком связал их — и в ночное. Ночь была, как сейчас помню, ясная, лунная, дорожка впереди серебристая. Еду высокой рожью; она густая, за пятки щекочет. И вдруг — задком мои кони, уши подняли и храпят. Что за оказия? Вспомнил, как говорили в селе о нечистой силе. Вроде бы во ржи сидит, а кто попадется — в болото заманивает. Так и есть, думаю, попал в беду. Назад возвращаться — дома засмеют: скажут, куста испугался. Дергаю лошадей за поводок, что мочи стегаю хворостиной. Рванут они вперед — и снова стоп. Гляжу, на дороге черный комочек. Кони к нему — он откатывается. Кони остановятся — и он замрет. Ах ты, чертова душа! Вскочил я на землю да за комочком, за комочком; как зацепил ногой, а оно, колючее, хряк — и перевернулось. И что бы ты думал? Еж. Самый обыкновенный еж. Вот она какая, нечистая сила, что в болото затягивает!.. Ну и посмеялись мы дома потом».
Вовка задумчиво сосет палец. Он и удивлен и разочарован. Что-то, видно, отец недосказывает.
«А чего вы, тату, про ежа вспомнили?»
Отец загадочно улыбнулся и, сложив губы трубочкой, сказал: «Тише!» А сам пальцем показывает: отверни, дескать, лопушок. Не бойся, казак, смелее!..
У Вовки сердце застучало. Нет, ему совсем не страшно, он весь в ожидании таинственного чуда.