- Но кто же позволит обглодать себя?
- Ребенок вырастет, вбирая в себя всё, и станет более активным, станет больше и голоднее.
- Ясно. Есть ли пределы его дородности?
Корбал Броч поднял взгляд и улыбнулся.
- Ясно, - повторил Бочелен. - Ты намерен послать дитя на преследование лича? По садкам?
- Охота, - закивал евнух. - Мое дитя на вольной охоте!
Он облизал толстые губы.
- Команда будет рада.
- На время, - хихикнул Корбал.
- Ну, отлично, я оставляю дело на тебя, а сам пойду искать меч - на тот случай, если твой ребенок пригонит нежеланного гостя.
Однако Корбал Броч уже бормотал заклинания, забывшись в своем - нет сомнения, прекрасном - мире.
Эмансипор Риз открыл глаза и обнаружил, что смотрит в жуткое иссохшее лицо древней, беззубой и почти лишенной кожи женщины.
- Тетя Нупси?
Где-то рядом голосок каркнул, затем хрипло произнес: - Теперь ты мой, демон. Перерезать горло. Вырвать язык. Выкрутить нос. Содрать брови. О, доставить боль, чтобы слезы струились из глаз и кровь отовсюду! Агония, нервы в огне! Кто такая тетя Нупси?
Эмансипор схватился руками за нависшее мертвое лицо, оттолкнул труп в сторону. Тот сложился в углу плетеной корзины.
- Я тебя за это достану! Видел нож? Начнем с пупа! Налягу и покромсаю на пласты, отсеку запястья - и руки на палубу! Мужья - напрасная трата времени, так что не думай! Спорим, она тебя ненавидела.
Синяки, болезненные шишки на лбу, вкус грязи и крови на языке, ребро или сразу три сломаны, ломота в носу. Эмансипор Риз пытался вспомнить, что стряслось, понять, где он оказался. Тьма сверху, слабое призрачное свечение от седовласого трупа, со всех сторон скрип, стоны ветра. И кто-то говорит. Он повернулся на локте.
Тощая девочка с выпученными глазами скорчилась у кривой плетеной стенки, сжимая в поцарапанных ручках нож. - Не вредите мне, - пропищала она, как мышь. И затем добавила взрослым скрипучим тоном: - Она не для тебя, демон, о нет! Мои зубы прыгнут на твое горло! Один за другим! Видишь нож в руках дочери? Он выпил жизнь из тысячи врагов!
К его лодыжке была привязана веревка, кожа жестоко ободрана. Все суставы ломило. Это родило теорию, что же с ним. - Я в проклятом вороньем гнезде. Они подвесили меня, ублюдки. - Он прищурился на девочку. - Ты Бена Младшая.
Та отпрянула.
- Полегче, я тебе не наврежу. Я Эмансипор Риз...
- Манси Неудачник.
- От иных прозвищ не избавишься, какая бы удача тебе ни выпала.
Кашель. - Удача?
- Да, выгодная работа. Надежный заработок, вежливые хозяева - ну, женушка должна танцевать на кургане, там, в Скорбном Молле. Дети, наконец, без глист и вымыты, опрятно начищены зубы и все прочие причуды моды. Да, мое невезение давно позади, мертво, как почти все старые знакомцы. Почему...
- Молчи. Гвозди, глупец, вырвались на свободу. Духи спущены с поводков, призраки и привидения восстали, и один страшнее прочих. Тянутся когтистые лапы. Души схвачены - ох, слышал бы ты вопли в эфире! Схвачены, сожраны, и он растет! Сила складывается слой за слоем, мрачные доспехи против изгнания - множество ноздрей чует запах смертной жизни, ох как он охотится, чтобы засунуть всё в полную клыков, слюнявую, черно-дёсную и отвратно-вонючую пасть! Слышишь, прямо сейчас хрустят черепа!
- Ты спятила, дитя? Почему сквозь юные губы столь неподобно доносится хрип старухи?
Бена Младшая заморгала. - Матушка, - шепнула она, кивая на труп. - Она говорит, предупреждает вас, да... ну чего так странно смотрите? Почему не обращаете внимания на ужасный взор, сир? Бена Старшая предупреждает нас - внизу есть он! Самый жуткий, ох, нам некуда бежать!
Эмансипор со стоном сел и начал ослаблять узел на лодыжке. - Ты права, Бена Младшая. Совсем некуда. - Он понимал, что нужно с великой осторожностью обращаться с несчастной девицей, чем разум треснул в плену плетеной корзины, в обществе матери, умершей недели назад. Пропасть одиночества и заброшенности оказалась слишком глубокой, она угодила в котел безумия.
Бена Старшая показалась снова, характерно оскалив зубы на лице дочери: - Все умрут. Кроме меня и дочки - когда он придет, обвивая мачту, и влезет в корзину, ТВОЕ горло он схватит, Неудачник. Мы будем смотреть, как он тащит тебя к краю. Мы услышим хруст и треск костей, бульканье крови, липкий шлепок лопнувших глаз...
- Думаешь, он не унюхает вас? Твою дочь - наверняка. Кровь ее жизни, жар дыхания, вот влекущий магнит всех неупокоенных...
- Я ее защищу! Скрою! В объятиях, о да!
Эмансипор с трудом встал, прижавшись к боку корзины. - Может сработать. Желаю вам обоим удачи Госпожи. Я же полезу вниз...
- Не смей! Слышишь их внизу? Безумие! А тот бродит, жадно всасывая ужас...
И, словно в подтверждение описаний Бены Старшей, новые крики снизу. Усиленные, удвоенные, повторяемые. Истошные, отчаянные, звериные.
Мачта и гнездо содрогнулись, словно по ним ударил кулак великана. Резкий треск. Они услышали, как рея сорвалась с креплений и ударилась о палубу.
- Дыханье Худа! - всхлипнул Эмансипор, хватаясь за край. Изогнулся, прищурился, глядя вниз. Тени сновали по палубе, тени скорее из кошмара, нежели реальные. Какое-то тело валялось у двери надстройки. Было не видно, что ударило по мачте, но слуга рассмотрел белые следы расщепов на залитом смолой бревне. - Кто-то бил по нам снизу, наверное, из самого трюма! - Обернулся предупредить Бену Старшую и мельком уловил блеск рукояти летящего к голове ножа.
Белый свет!
"Колокола, Сабли! Не слышишь треклятых колоколов?
Ох жена, что же я наделал?"
Как прекрасно это качающее движение, такое нежное, такое мягкое. Птича Крап, у которой левая грудь подобна белой сфере, лишенной пигментации в великолепном, заставляющем широко раскрываться глаза контрасте с темной кожей остальных мест тела - отсюда и ее прозвище, к сожалению, не оставшееся тайной для команды, как ей того хотелось бы - но боги, в ловушке тесного судна среди грубых моряков и немногих женщин, которые страшнее задницы престарелого жреца, чем еще заняться? Да и монету она зарабатывает, верно? Монету, да, весьма полезно, ведь кто знает - вдруг однажды они завяжут со всем тем, с чем давно хотят завязать?.. Короче, Птича Крап не спешила открывать глаза.
Особенно сейчас, когда переднюю палубу оглашают вопли. Что это, поток крови или обычное ведро забортной воды - ручейки льются по ступеням... может, сейчас не время вымокать, а?
И она открыла глаза. Села, поняв, что сидит лицом к носу, дверь каюты чуть справа.
Из нее что-то мокрое, склизкое и мутное ползет, нависая над ступенями. Хаотическая россыпь мелких черных бусин-глаз на бесформенной, пестрой, горбатой спине. Склизкое, мокрое, да, мокро-склизкое, шелест и скрип крошечных коготков о деревянные ступени, тихое хлюпанье, пульсация органов, биение под прозрачной сочащейся кожей. Пол-лица, под ним багровая выпуклость - печень? - водянистый глаз уставился на Птичу Крап, но через миг новый вялый толчок скрыл лицо под тушей.
Беспорядочные прядки сальных волос, черных прямых, белых кудрявых, рыжих завитых - каждый торчит со своего клочка сшитого скальпа. А там что? Одинокая бровь не над глазом, но над вроде бы желчным пузырем - если желчные пузыри способны на иронический внимательный взгляд, хотя всем ведомо, что пузыри умеют лишь кривиться...
Птича Крап наконец поняла, что не вообразила хлюпающего, содрогающегося монстра посредством личного, не особо развитого воображения. О нет, он реален.
И вытекает на палубу, словно тушу несут сотни ножек, а черные и блестящие глазки теперь смотрят (она уверена!) прямо на нее и полнятся грызуньей алчностью. Что это, лязганье зубастых челюстей, щелкающих и пускающих слюну над розовыми носами, что изгибаются в стороны, хотя каждый поднят кверху, принюхиваясь - ровные как пуговицы - пока челюсти лязгают и скрипят чуть слышно, но зловеще?
Застонав, она поползла по палубе.
Коричневая человеческая рука выплеснулась из привидения в самом неожиданном месте, на запястье блестела яркая татуировка со скачущими ягнятами. Вторая рука высвободилась из кучи органов, показав татуировку с рычащим волком. Гвозди высыпались из хватающихся за палубу пальцев, тварь продвинулась вперед, настойчивая словно гигантский слизень, устремившийся к куче свежего навоза.
И тут же груда плоти сползла со ступеней, огромная кошмарина рванулась оглушающе быстро - что Птича Крап и доказала, разинув рот и так напрягши голосовые связки, словно пыталась разбить стеклянный бокал. Извернувшись, чтобы вскочить на ноги, она упала набок - левая рука и нога угодили в люк.
Пропав в темноте, она два, три раза перекувыркнулась на крутых ступенях и тяжело шлепнулась на помост. Водоворот звезд пронесся перед глазами, выбитой пробкой падая в разинутую черную пасть, которая и поглотила всё.
Как прекрасно это качающее движение...
Капитан Сатер протащила бесчувственную Мипл к передней мачте и там бросила. Длинный меч был в правой руке, руку скрывала перчатка. По обрывкам блузы стекала кровь. Хотелось бы ей оказаться в личной каюте, нацепить доспехи и, может быть, пару раз прочесать волосы - что она обыкновенно делает после секса, как будто потенциальные колтуны и узлы могут накренить голову набок... но слишком поздно, и сожалеть - значит терять время.
Особенно когда треклятый лич вздымается из прочной палубы, обвивая избытком иссохших рук матросов, затягивая к себе среди ужасных воплей - сквозь расщепленные доски, в дыру, которую ни один здравый ум не счел бы подходящей для протаскивания взрослого тела. Но тела проходят, не так ли? Прямо вниз, жестокие края древесины терзают и отрывают куски мышц, сдирают клочья одежды и кожи.