- Надеюсь, что вы правы, - отозвался Гульд тоном искреннего сомнения, чем явно удивил Стуля Офана. Маг молча кивнул и пошел к экипажу.
Подождав, когда он удалится, Гульд оттянул в сторону одного из стражников. Вгляделся в юное лицо. - Значит, Глашатай Худа пересек твой путь?
- Сир?
- Я заметил твой отклик на слова Мудрого. Разумеется, он видел в этой роли кого-то иного, ведь твердит о встрече уже лет двадцать. Но что ты услышал в его словах?
- Дурной знак, сержант. Один пьяный старик ночью, там, на улице у порта... он так себя называл. Строго говоря, пустяки...
- А что он делал?
- Читал объявление на шесте Рыбного Круга, кажется. Оно еще там. Говорят, зачарованное.
- Вряд ли что-то важное.
- Словно декрет богов, сир.
Гульд прищурился и хмыкнул. - Вот это ну. Я доложусь королю, потом пойдем взглянуть на объявление.
- Слушаюсь, сир.
Тут вернулся псарь с ищейками. - Неразбериха, - сказал он. - Они вынюхали след то ли женщины, то ли мужчины, то ли невесть кого. Одного или двух, потом был третий, грузный, я бы сказал, пахнувший рассолом и маслом для меча - ну, так станцевали псы.
Гульд поглядел на шестерых ищеек, на понурые головы и высунутые языки. - Эти следы. Куда они ведут?
- Потеряли в гавани - им интереснее гнилые ракушки и рыбьи кишки, верно? Или следы замели магией. Мои детки накинулись на мешок с тухлой рыбой - совсем на них не похоже, совсем.
- Судя по запаху, твои псы не просто накинулись на мешок.
Псарь нахмурился. - Мы подумали, что лучше скрыть свои следы, сир.
Гульд подошел было ближе, но отпрянул. Не только псы рылись в рыбе! Он сверкнул глазами на псаря. Тот отвел взгляд и облизнулся.
Голос Сабли вылетел из главной комнаты. - Голуби! Гадят нам на головы, на крышу, в трубы - почему ты ничего не делаешь, Эмансипор? А теперь... теперь.... Ох, сохрани Солиэль!
Этот голос был способен проникнуть в любой угол дома. Голос, от которого нет убежища внутри. - Но скоро, - прошептал Эмансипор, понимая, что настроение у него поганое после недосыпа и ночного перепоя, понимая, что несправедлив к бедной жене, понимая всё, но не в силах остановить темный поток мыслей. Он помедлил, изучая в оловянном зеркале осунувшееся лицо и красные глаза, и поднес бритву к щетине.
Недоноски скулили на чердаке и скреблись так громко, что он мог различить каждое касание грязных ногтей к плоти. Их отослали домой вместе с чесоткой. Мать готова провалиться сквозь землю. Нужен будет алхимик - что за великое разорение! - хотя ущерб уже нанесен. Вонючие кожные болезни, проклятие собак и беспризорников с беднейших улиц, вошли в дом, позоря положение хозяев, престиж, насмехаясь над их гордостью. Полная чаша золотых в храм Солиэли не избавит от беды. И причина для Сабли вполне очевидна...
- Голуби, Эмансипор! Хочу, чтобы их не было! Слышал?
Днем она пребывала в хорошем настроении, с трудом скрывая шок от столь быстрого обретения мужем работы и с еще большим трудом пригашая жадный блеск в глазах, стоило ему намекнуть о размере обещанного жалованья... После посулов богатства Сабли смилостивилась, не сразу выгнав мужа на грязный, заваленный мусором и осколками черепицы дворик - разбираться с голубями. Ему даже выпал лишний час сна до начала ужасных завываний над детишками, что бесславно вернулись из учебного заведения.
Теперь они могут позволить алхимика. Могут даже позволить себе переезд ближе к школе, в район поприличнее, полный хороших людей, способных оценить полную драматизма жизнь Сабли.
Он напоминал себе не быть таким злым - в конце концов, она с ним все эти годы. "Словно гора". У нее есть свое прошлое, темное, путаное и окрашенное кровью. Она вынесла свою долю страданий... и не преминула завести двух щенков, хотя он почти не возвращался с морей. Эмансипор снова замер с бритвой в руке, поморщился. Этот факт вечно терзал ему кишки, особенно учитывая, что дети вышли какими-то непохожими на отца. Однако он их вырастил, так что не будем ворошить былое. Презрение к папаше - вот полное и верное доказательство родства, и плевать на тех, чья кровь могла примешаться.
Эмансипор стер с лица мыльную воду. Может, сегодня ночью он повстречает второго, этого загадочного Корбала Броча. И получит подогнанную форму, увидит собранный дорожный сундучок...
- Желаю, чтобы ты расставил ловушки, Эмансипор Риз! Прежде чем уходить. Слышал?
- Да, милая!
- Зайдешь к алхимику?
Он встал со стула и протянул руку за плащом. - Которому? Н"сармину? Тральпу Младшему?
- Тральпу, конечно! Болван!
"Что добавит к цене пару серебряных корон" . Она уже приноравливается к новому положению дел...
- Ставь ловушки! Чтоб Глашатай Худа навестил треклятых голубей!
Эмансипор скривился. "Глашатай Худа. Что-то такое вчера..." Затем потряс головой и пожал плечами. - Будь проклят эль, - бормотал он, поправляя занавеску над входом. - Милая Сабли... ревущая гора... но скоро, очень скоро...
Король выказал страх. В былые дни Гульд оказался бы обречен на кинжал ассасина. Но Сельджуре уже стар, старше своих лет. Его Величество делит постель с трепетом неуверенности, разогнав всех наложниц. Разумеется, остались сухопарые советники с глазами гадюк, но при докладе Гульда они не присутствовали. Однако улови они малейший намек... Король выказал страх не перед убийцей в городе, но перед нарастающим над Стиггом темным штормом, перед раскатами грома с южного Корелри... Король... размяк. Разболтался с простым сержантом стражи. Теперь Гульд знал о драгоценной принцессе Шерн больше, нежели хотел бы.
Он пожимал плечами шагая по узкой, вьющейся между курганами улице Бед, пробираясь к Рыбному Кругу. Сумерки опустились на Скорбный Молль. Во всех смыслах. Но он же исполнил долг, доложил Королю; получил ожидаемые приказы тушить слухи о вовлечении королевской особы. Нет сомнений, отец Лордсона Хума, владелец отдаленного клочка земли, был утешен изрядным сундучком золота и обещаниями; сам же Гульд вернулся на тихие, но полные тревоги городские улицы.
Он оставил капрала охранять столб, хотя чары смерти делали кражу объявления малоправдоподобной. Гульду пришлось ожидать аудиенции у Сельджуре почти весь день, и теперь солнце уже низко висело в небе над заливом. Новость о гибели знатного отпрыска усугубила окутавшую город пелену страха; лавки уже позакрывались, улицы опустели, ибо ночью выпустят наемных убийц - "живые тени", выражения господского гнева не станут особо различать, кому мстить. Ночью любой, достаточно глупый, чтобы остаться на улицах без особой причины (или без взвода ощетинившейся оружием охраны) может встретить рассвет с выпотрошенными кишками или того хуже.
Гульд миновал угол и вышел на площадь. Капрал - нервный, с рукой у короткого меча - был здесь единственным живым, если не считать тощего пса, драной вороны на шесте и дюжины чаек, ссорящихся над чем-то в канаве.
С моря пришел бриз, едва заметно охладивший густую, удушливую жару. Гульд утер пот с губ и подошел к капралу.
- За тобой кто-то следил, парень?
Молодой человек потряс головой. - Нет, сир. Я тут весь день, сир.
Гульд хмыкнул. - Извини. Я задержался в королевском дворце. Ноги болят?
- Да, сир.
- Отлично, дай им размяться. Запомнил адрес в объявлении.
- Да, сир. И слышал от крысолова, что их двое - чужаков, сошедших с "Туманной Всадницы".
- Продолжай.
Капрал переминался. - Ну, э, "Туманная Всадница" пришла с Корела, разгрузила какое-то железо и утром ушла в Маре. О, те чужеземцы наняли лакея.
- О?
- Да, сир. Он был кучером купца Бальтро, вообразите себе.
Гульд скривился. - Ладно, идем к ним.
- Да, сир. "Отель Печальника". Недалеко.
Привратник Дальг понимающе усмехнулся Гульду. - Зря пришли, сержант, совсем зря. Вы ж за Облером? Он в отставке. Денег в долг уже не дает, как я понимаю, и...
Гульд прервал его: - У вас пара гостей. Чужеземцев.
- О, эти. Странная пара.
- Что в них странного?
Привратник наморщил и поскреб лоб. - Ну, - начал он, - знаете... Странные. Один никогда не выходит из номера, а?
- А другой?
- Тоже не часто, да оба почти не выходят с той поры как слугу наняли. Ох, ни к кому не ходят и к ним никто, и едят в комнатах тоже.
- Значит, они сейчас внутри?
- Да, сударь.
Сержант оставил капрала с привратником и вошел в "Печальника", немедленно наткнувшись на управителя, шагавшего с чашей для приношений и полотенцем в руках. Торопливо поставив чашу и обернув ткань вокруг поясницы, тот спросил: - Стражник, чем могу помочь?
Гульд следил, как длинные темные пальцы управителя выписывают нервозные узоры, касаясь и отстраняясь от пояса. - Облер, да? Нынче ты честную жизнь ведешь?
Мужчина побледнел. - О да, точно, Страж. Уже годы! Веду это заведение, видите ли, и писцом подрабатываю. Я нынче респектабельный, сударь. Поднялся и все такое, сударь. - Глаза Облера рыскали по сторонам.
- Давай потолкуем о двух твоих гостях, Облер.
- О! Ну, лучше их самих позвать.
- Я иду с тобой.
- О! Отлично, сударь, извольте следовать.
Они поднялись по устланной тяжелыми коврами лестнице, прошли коридор. Облер постучал по двери. Через миг старческий голос отозвался: - В чем дело, Облер?
Писец склонился к Гульду. - Это Риз, - прошипел он, - лакей, - и сказал громче: - Стражник желает поговорить с твоими хозяевами, Риз. Открой-ка.
Гульд сверкнул глазами, гневно проскрипев: - В следующий раз просто проси открыть дверь. - Он услышал изнутри бормотание и уже поднял руку, чтобы постучать более настойчиво, когда дверь отворилась. Слуга быстро выскользнул в коридор и прикрыл дверь за спиной.