Как гончие, нуждающиеся в хозяине, Сеч'Келлины были требовательными слугами. Потому владение ими было работой постоянной и не особо веселой. Миззанкар Дрябль - по сути, мелкий колдун с несчастливой привычкой проводить ритуалы слишком могучие, чтобы их контролировать (один из них привел к напрасному сражению с неупокоенной белкой и взрыву, ужасающему извержению расплавленного камня, воздвигшегося вокруг него и его жалкого защитного круга, создав башню-тюрьму, из которой не было спасения) - был, однако, достаточно мудр, чтобы поручать. Счастливый обладатель шести демонических слуг, тварей, порожденных ненавистью некоего гнусного Джагута, он осознал - в момент спазматической ясности - что нуждается в могучем и желательно огромном демоне, способном принять бремя командования Сеч'Келлинами.
Самым дерзким и тщательно разработанным заклинанием жизни Миззанкар вызвал такое существо и, естественно, получил больше, чем запрашивал. Древнего, почти забытого бога - не иначе. Битва воли была прискорбно краткой. Миззанкар Дрябль из Джанта последние дни жизни, прежде чем селяне сожгли его живьем, был занят выскабливанием грязных сковород, мытьем посуды, выжиманием белья и охотой на пыльные комья (стоя на четвереньках).
Боги даже более колдунов понимают, как важно делегировать обязанности.
Однако рассказ о последующих приключениях бога, о Сеч'Келлинах и нагромождении невезений, приведших к их похищению и похоронам в на месте будущего града Толля, повествование это надлежит кому-то другому и услышано будет в иное время.
Единственная важная деталь: бог шел за своими детьми.
Тусклоглазый, почти обезумевший от болезненных пульсов во всех отделах головы Эмансипор Риз, Манси Неудачник, вцепился ногтями и встал на колени, и помедлил несколько ударов сердца, ибо все окружающее закружилось. Лицо его было прижато к мокрому плетню, взгляд косился, пока не нашел Бену Младшую - снова сжалась напротив, нож поднят на случай, если он злодейски метнется ближе (что было весьма маловероятно). Метнуться-то он мог, но сделав так, извергнул бы остатки сомнительного угощения кока, и одна мысль об том (на краю сознания плясал вполне убедительный образ злобной девки, вымазанной вонючей блевотиной), хотя и чем-то соблазняла, но и вызывала грохочущее предостерегающее эхо в больном черепе.
Нет, слишком много движений, слишком много животных порывов. Он закрыл глаза, медленно подвинулся, пока голова не оказалась у края истрепанной корзины. Открыл глаза снова, торопливо поморгал. Эмансипор Риз понял, что смотрит на корму.
"Еще ночь? Боги, ей не будет конца?"
Черные сумеречные тучи нависали, затемняя всё над мутными морскими водами. Дхенраби выскакивали на поверхность со всех сторон, двигаясь быстрее любого корабля. Проклятье, он никогда не видел, чтобы эти бегемоты двигались так быстро.
Где-то внизу продолжалась битва, судя по звукам - совершенно нечеловеческая, отзвуки прокатывались по судну, сотрясая мачту и корпус.
Еще одна обширная выпуклость в воде, прямо позади "Солнечного Локона", пухнущая, растущая, все ближе. Теперь Эмансипор увидел Хозяина, Бочелена, стоявшего расставив ноги в дюжине шагов от поручня, меч в обеих руках, глаза вроде бы смотрят на растущий гребень.
- Ох, - сказал Эмансипор Риз, когда две громадные чешуйчатые лапы вылетели из пенного бугра, обрушиваясь на корму сокрушительной хваткой - дерево лопалось словно прутики. Длинные кривые когти вонзились в надстройку. Затем между лап среди полотнищ ниспадающей воды показалась длинная голова рептилии. Открылась пасть, являя устрашающие клыки; вода хлынула в стороны.
Весь корабль грозно содрогнулся, застыл, готовый опрокинуться - нос взлетел ввысь - а пришелец взгромоздился на борт.
Все это - вся сцена с тварью и Бочеленом, который скакнул, взмахивая блистающим клинком - быстро переместилась, ведь воронье гнездо - как и вся мачта - накренилась. Что-то ударило Эмансипора по спине, выбив воздух из легких, потом тощее тело с воем прокатилось сверху, взлетев - крысиные хвосты волос и дергающиеся конечности - он бросился, вытягивая...
Внезапный подъем носа жестко придавил лича и бесформенное дитя; тяжесть проломила доски настила над килем. В этот момент, к несчастью для порождения противоестественных экспериментов Корбала Броча, лич оказался сверху. Хруст столкновения, череда тресков - это лопались кости, включая позвоночники, проседали грудные клетки. Все, что было не закреплено в монструозном теле, неистово выплеснулось, разлетаясь, брызгая жидкостями. В том числе была торжественно выплюнуто, словно застрявшая в человечьей глотке пробка, верхняя половина глубоко внедренного в мутный слизистый мирок тела. Кашляя, перхая, извергая сгустки отвратительной флегмы, Птича Крап покатилась, падая между обшивкой корпуса и расщепленным помостом.