А может быть, и не так все? Если первое впечатление, как говорится, самое верное, то в Толином вопросе не чувствовалось насмешки или нездорового любопытства. Не исключено, что он — а вместе с ним и остальные — и в самом деле озадачены, почему Аркадий уезжает один?
Ответ прозвучал как будто убедительно и правдиво:
— Понимаете, мне нужно срочно вернуться в редакцию. А жена выедет завтра, с дневным катером.
— Мое дело, конечно, сторона, — проговорил Толя. — Но я бы на вашем месте лучше заночевал.
— Это почему? — встрепенулся Аркадий.
— Потому как… ночью из рыбообрабатывающего все равно не уедете…
Хотя Толя вроде бы и ответил на вопрос, ощущение того, что была недомолвка, не покидало Аркадия.
Так тяжело ему еще никогда не было. Все, что произошло сегодня, напоминало дикий и нелепый сон, какое-то чудовищное наваждение. Ему даже показалось, что стоит только, встряхнув головой, открыть глаза — и он увидит рядом Маришку, довольную поездкой, веселую, родную…
Он не удержался: закрыл и открыл глаза. Нет, чуда не получилось. За какие-нибудь несколько часов вся жизнь у него пошла прахом…
— Угощайтесь, — в протянутой руке Толи белел кулек.
— Спасибо, не хочу.
— Берите. Подушечки.
Аркадий взял несколько слипшихся конфет и положил в рот.
— Юзя в дорогу дала. Чтоб меньше курил.
— Славная она у вас.
— Все они славные, покуда в паспорте штампа нет.
По лицу Толи никак не определишь, намек это или обыкновенный мужской треп. И все же Аркадию показалось, что в словах рыбака прозвучало осуждение Маришки.
— Берите еще!
— Вам не останется.
— Тоже неплохо! От них зубы портятся!
Сколько времени они в пути? Но эта мысль уже лишена всякого практического смысла. Не все ли равно?
Аркадий поежился. Он и не заметил, как переменилась погода. Порывами бил в спину холодный и хлесткий ветер. Моторку с баркасом то поднимало, то опускало на волнах.
— Шторм? — вяло поинтересовался он.
— Так — осенняя погодка! — ответил Толя.
Пусть будет осенняя. Вот только озяб.
По плечу Аркадия легонько постучали. От неожиданности вздрогнул. Со своими мрачными мыслями он совершенно позабыл о существовании Алексея Дмитриевича.
Тот протягивал брезентовую куртку.
— Накиньте!
— Спасибо.
Сразу стало теплее.
— Култук! — крикнул Толя Аркадию.
— Ого! — отозвался тот, вспомнив, что об этом ветре рыбаки говорили с опаской.
— Покуда смирный! Балла три, не больше!
— Все равно здорово качает!
— Это разве качает! — заорал Толя. — А, Дмитрич?
— Смотри, накличешь! Как бы не разошелся, лихоманка его возьми!
— Ничего! Хуже, чем вчера, не будет!
— Это уж как пофартит!
Бравада бравадой, а как рулевой и моторист Толя что надо. Обе лодки прыгали по волнам, ни разу не подставив бортов. И мотор работал как часы.
И все же Аркадия и рыбаков то и дело окатывало водой.
— Ну, доннер веттер, хлеб с повидлой! — всякий раз, направляя лодки наперерез волне, выкрикивал Толя. И трудно сказать, чего было больше в этом возгласе — ухарства или желания приободрить единственного пассажира.
Только необходимости в этом не было. Аркадий не испытывал ни страха, ни волнения. Даже если бы разразился настоящий шторм, при котором опасность возросла бы во много раз, он, наверно, так же глухо и безучастно ждал бы своей участи. И думал: будь, что будет…
Однако, как он ни крепился, его все-таки укачало. Из всех физических недомоганий, свалившихся на него, самым неприятным было ощущение, как будто полушария мозга пытаются поменяться местами. Он весь извертелся на своих нескончаемых качелях — скамейка вместе с ним то проваливалась куда-то вниз, то взлетала на самый верх. Один раз его вырвало. Хорошо еще, что успел перегнуться за борт.
— Дышите глубже! — кричал Толя.
— Да, да, — соглашался Аркадий, заглатывая ртом холодный и тугой воздух.
— Ну как, легче?
— Да, да…
— Кажись, стихает, — заметил Алексей Дмитриевич.
— Теперь скоро! — пообещал Толя Аркадию…
И вправду, через несколько минут Аркадий увидел влажные огни близкого берега. По причалу двигались столбы с электрическими лампочками и, казалось, уже сами по себе — их тени.
Впереди промелькнул волнолом.
— Осторожно, Толя! — предупредил Алексей Дмитриевич.
— Есть, осторожно! — ответил тот по-военному.