Тот самый лесок, где произошла эта дикая и постыдная сцена…
Сверкнули окна стана, позолоченные первыми лучами…
Покачивались у причала тяжелые баркасы…
Тихое и раннее безлюдье…
Надвигалась уже совсем близкая и потому страшная, как нацеленное дуло, неизвестность…
Первым, кого увидел Аркадий, был Горячев. Он вышел на крыльцо, потянулся и спустился по ступенькам. Обернулся, крикнул что-то в зияющую темноту дырявого проема.
Из стана пулей вылетел Миша. За ним вышли Николай Иванович и Олег Борисович.
Вчетвером зашагали к берегу — отправлялись на утреннюю подрезку.
Вдруг Миша показал на приближавшиеся лодки. Горячев взглянул и тут же отвернулся.
— Держись, Дмитрич! — сказал Толя. — Сейчас он намылит нам с тобой холку!
— Раз за дело, чего ж, — ответил тот.
— Опять про муху цеце скажет.
— Чего ни скажет, все верно будет. Оно всегда так: спать долго, жить с долгом.
— Тоже мне долг: на полтора часа опоздали!
— Зря заночевали, — вздохнул Алексей Дмитриевич.
— А что это за цеце? — насторожилась девица.
— А что в Африке живет, сонную болезнь вызывает, — насмешливо объяснил Толя.
— Ясно, — многозначительно произнесла та…
К берегу с лаем сбежались собаки — похоже, что так они встречали каждого нового человека.
Моторка с баркасом на две-три минуты опередила рыбаков, спускавшихся к воде, и мягко ткнулась в причал. Толя быстро взобрался на помост и закрепил конец.
За ним вылезли и остальные.
Аркадий неотрывно смотрел на Горячева. Но по его лицу, строгому и озабоченному, трудно было что-нибудь распознать: никаких посторонних эмоций. Лишь один раз, когда Миша что-то сказал и Горячев в ответ неожиданно улыбнулся, Аркадий весь внутренне сжался — в улыбке была какая-то умиротворенность, тихое торжество, добродушная снисходительность.
Только не торопиться с выводами. Через десять-пятнадцать минут все будет ясно.
Правда, уже сейчас чужие знали о Маришке больше, чем он, ее муж. Даже пацан Миша знал больше.
Однако лица рыбаков ничего не выражали.
А Горячев вообще не смотрел на него. То ли нарочно избегал встречаться взглядом, то ли не до гостей было. Впрочем, на девицу с редкими волосами он все же изредка поглядывал — наверно, его интересовало, кто она и что ей угодно.
— Ну что, выспались? — на ходу бросил он.
— Выспишься с тобой, — ответил Толя.
— Еще часок, что ли, дать подремать?
— А что? Мы не откажемся. Как, Дмитрич? — балагурил Толя.
Алексей Дмитриевич отмахнулся от него и сказал Горячеву:
— Ежели бы не туман, пришли бы вовремя.
— Вот как до тебя не было видно, Афоня! — подхватил Толя.
— Ну, ну, уже и туману напустили! — усмехнулся Горячев.
Миша хихикнул, за что тотчас же получил легкий щелчок по затылку от шагавшего позади Николая Ивановича.
Обернувшись, он сердито огрызнулся:
— А драться-то зачем?
Горячев свернул к баркасам, сказал Толе и Алексею Дмитриевичу:
— Пошли!
Проходя мимо Аркадия, спросил:
— Вернулись?
Его узкие голубые глаза смотрели внимательно, без обычной насмешки.
— Начальству статья нужна, — последовал давно подготовленный ответ.
Горячев отвернулся, и Аркадию показалось, что щеки бригадира покрылись легким румянцем.
Почему он покраснел? Только не гадать. Это могло скрывать что угодно — и все, и ничего.
Скорее бы к Маришке, скорее бы!
Горячев подошел к девице, не спускавшей с него настороженного взгляда.
Коротким движением — сверху вниз — она протянула руку и представилась:
— Ангелина Ивановна, новый инспектор отдела кадров комбината!
— Афанасий Федорович, — несколько удивленно и насмешливо ответил он.
— Нам надо поговорить, — надменно сказала она.
— Сейчас, что ли? — Горячев поморщился.
— Да, лучше бы…
Отступая к баркасам, бригадир сказал:
— Сейчас не получится. Выходим на подрезку.
Она ответила недовольным тоном:
— Хорошо, я подожду.
— Через полтора часа будем! — крикнул Горячев уже с баркаса.
Одновременно и тихо ударили по воде тяжелые весла. Баркасы взяли свой обычный неторопливый старт к неводам.
Не взглянув на инспекторшу, стоявшую в растерянности на берегу, Аркадий зашагал к стану. От нетерпения горели пятки. Если бы не рыбаки, глядевшие вслед, он бы уже бежал. Но и теперь он шел столь быстро и решительно, что даже собачья стая, озадаченная этим, молча расступилась.