За эти годы умерла мать. В дом возвратилась сестра Ксения с мужем и двумя сыновьями. Это была сестра, девчонка, Ксения? Разбуженная и щурясь от света, стояла она перед ним, запахиваясь в пестрый халатик. Как выцвела она и поблекла! Две горькие тонкие линии были по бокам ее некогда веселого рта, и мелкая, набегающая, предательская сеточка под глазами. Сестра даже не обрадовалась ему — в доме было тесно, у нее двое детей, — он понял и не осудил ее. Впервые в эту ночь увидел он Алибаева, ее мужа. Ему было уже под сорок лет. Его скуластое лицо с черной монгольской бородкой, низковатый лоб, слегка вдавленный нос с широкими крыльями — все было от полутатарской крови. Только в глазах, горячих и молодых, да в его крепко сбитой с хорошим мускульным напряжением фигуре, оставалось от тех лет, когда Ксения отдала залетному человеку свою юность.
Нет, он, Свияжинов, не станет вторгаться в их жизнь. На одну только ночь поставит на пол чемодан, чтобы проспать на диване. Да и нечего на старых стенах перечитывать прошлое. Ксения нашла свой приют, — тем лучше для нее, для этого скуластого, уже с ветерком седины Алибаева. И Свияжинов почувствовал, как тесен стал для него город детства. Конечно, здесь ему нечего делать. Или краевая ответственная работа, или Москва. Не все, правда, за эти годы проходило в его работе гладко. Были у него недоразумения с обкомом, кое-что, руководствуясь своим пониманием местной жизни, истолковывал он по-своему. Были столкновения и покрупнее. Представителя специальной комиссии, приехавшей проверять исполнение, он назвал формалистом. Не наладились вполне отношения и с местными работниками. С мальчишества он привык состязаться со многими бывалыми охотниками. Правда, дичи доставалось больше на их долю, но на его стороне был азарт. Азарт давал ему друзей, но и недругов. Недругами становились все те, кто не одобрял его размаха. Так старался он объяснить себе, когда, следуя своему пониманию жизни, все чаще сталкивался с несочувствующими некоторым его поступкам людьми. Подумав, он должен был, однако, сознаться себе, что сам не сумел наладить многих отношений, убежденный в преимуществе своего опыта над всякими инструкциями и директивами. А опыт у него был. В старом родительском доме ему нечего делать. Он не стеснит Алибаевых. Жалко только, что так быстро проходит молодость. Ксении всего двадцать семь лет, но глаза у нее уже немолодые. Племянники похожи на отца — такие же головастые и с монгольскими скулами.
Утром он спустился с Суйфунской. За чемоданом придет позднее. Сверху был виден залив. Корабли стояли у пристани. Пароход, привезший его ночью, освобождался от груза. Тысячи знакомых бочонков, набитых осенним уловом Камчатки. Небо очищалось. Город был по-осеннему ярок, продавцы сидели возле своих лотков под полотняными навесами, и по Ленинской двигались толпы — синие камчатские робы, военные моряки, матросы с иностранных пароходов, женщины, — говорливая, подвижная толпа приморского города.
…Он сбежал на берег. Закат выцветал. Индигово-синие сопки затянулись туманом. Тени облаков еще плыли по взгорьям. По морю пошла зыбь. Строения промысла, засольные сараи, консервный завод широко обступали побережье бухты. От промысловой пристани первые кавасаки выходили на ночной лов. Промысел рос, домов не хватало, рабочие частью жили в палатках. Такие же промысла и заводы возникали на побережье Камчатки. Борьба шла не только за добычу, но и за человека. Планы упирались в недостаток человеческой силы, необходимой для их выполнения. Запаздывали материалы, простаивали пароходы в ожидании погрузки и выгрузки, не были к сроку готовы жилища. Это было сопротивление прошлого: ему нужны были все эти задержки, недохватки, обиды, порождавшие сомнения и недовольство. На берегу стояли палатки. Через три-четыре недели польют дожди, наступит осень. Вероятно, и здесь запоздали, не согласовали, не доставили материалов, не успели построить жилищ.
Волна набежала и оставила рыжую морскую звезду. Он шел теперь берегом возле самого моря. Не было прежней решимости, с какой сбега́л он с горы. Так ли уж проста эта встреча, как захотел он вообразить? Годы прошли сложно, время заставило во многом осмотреться и многое пересмотреть… Лаборатории опытной станции были в самом конце промысловых строений, почти за окружностью бухты. Приморский вечер уже сползал с сопок, когда Свияжинов дошел до крайнего дома. Он постучал в окно и спросил Варю Вилькицкую.