Впервые Свияжинов понял, что многое он знал понаслышке, с приглядки. Надо было тоже доучиваться на ходу. Широкие планы возникали именно из будней, из каждого дня. Ни один масштаб не мог бы быть создан без этой ежедневной черновой борьбы. Несколько жестко, но правильно вернул его Губанов на основную дорогу.
Судоверфь запаздывала с изготовлением судов. В заводском комитете, на производственных совещаниях Свияжинов спорил два дня, охрип, сорвал себе голос. В декаду в ударном порядке достроены были, снабжены моторами, спущены на воду четыре кавасаки. Еще два дрифтер-бота спускались в ближайшие дни. На стапелях стояли железные корпуса в скелетных распорках шпангоутов. Подъемный кран поднимал временами готовые, серо окрашенные новенькие катерки и спускал их на воду. Их были десятки, а нужны они были сотнями…
Вечер был розов от заходящего солнца. Корабли дремали на рейде. Отсюда, с пригорка, видны были бухта, судоверфь, ржавый глянец воды. Дневная смена закончила день. В тишину заката выл гудок. Окна слепли. Солнце опустилось за сопку. Вечерняя смена разошлась по литейным, механическим, судостроительным цехам. Камчатская привычка смотреть на закат. Рыжий глянец воды меркнул, сменяясь холодком синевы. Кто-то обогнал и заглянул ему в лицо.
— А ведь я не признал тебя, Свияжинов, — сказал обогнавший неуверенно. — Гляжу — стоит человек… вроде как бы ты. Бакшеев… Дмитрий Бакшеев.
— Дмитрий Бакшеев… постой… Митька, ты?
Теперь и Свияжинов узнал веснушчатое, покрасневшее от радости лицо, рыжеватые махры из-под кепки. Митька Бакшеев… приятель детства, с которым вместе гоняли по порту, знали все его запахи, все названия судов… бегали в харчевни есть пельмени за гривенник… вместе притаскивали с сопок мешки с диким виноградом и кедровыми шишками.
— Пройдем сюда в садик… расскажи по порядку. Откуда ты, где ты?
И Свияжинов повел его под руку в городской садик. Они сели на скамейку.
— Говорят: на заводе — Свияжинов… а я все думаю: какой же это Свияжинов? А вот, значит, ты, — сказал Митька довольно. — А я ведь, по правде, не знал, уцелел ты во всей передряге или нет… я ведь тогда с партизанами далеко подался, к Находке. А ты вон какой стал… постарел!
Свияжинов оглядел его. Нет, годы и над ним прошумели, над Митькой Бакшеевым. Рыжие махры уже не торчат, да и он весь стал как-то подобранней, приглушенней. В мальчишеские годы ему было все нипочем.
— Ты что же, на заводе работаешь? — спросил Свияжинов.
— Ну да, на заводе.
— Слесарем?
— Нет, я механик… инженер-механик.
— Как инженер? — И Свияжинов посмотрел на веснушчатое лицо Митьки.
— Да так… окончил Технологический… то есть послали меня сперва в вуз по разверстке. Я выбрал математический… ну, а из вуза в технологический… так уж пошло́. Теперь по электросварке работаю. От нас ведь это, с нашего завода, по всему Союзу покатилось, — добавил он не без гордости. — Бо-ольшое дело… и я тут себя на месте чувствую, технику двигаем все-таки. Знаешь, сколько экономии дает электросварка против клепки? Пятьдесят два процентика… а может быть, и до шестидесяти вытянем. Опять же в отношении времени… раньше высверливай дыры, клепай, глохни. Грохоту, шуму и порчи… как ни говори, а дырявишь металл. А сейчас — красота. Води да и сваривай… паровой котел, корпус, пробоину — накрепко, начисто, аккуратно.
Нет, было необычайно это… Митька Бакшеев — инженер — сидел рядом с ним. Перегнутая книжка торчала из бокового кармана. Белая счетная линеечка была аккуратно засунута в бортовый кармашек его пиджака.
— А конечно, завод поотстал… не справляется, — сказал он хмуро. — Это мы знаем. Переоборудовали его с опозданием. Сноровки нет. Привыкли работать с прохладцей. Мы бьемся… и старые мастера вместе с нами. Как ни говори, а свое дело, жизнь в него вложена.
Он стал озабочен. Как-то даже сошла веснушчатая его моложавость. Свияжинов покосился на книжку в его кармане. Книжка была нерусская.
— Что это за книжка?
— А это, видишь ли, немецкий учебник… самоучитель. Немцы у нас на заводе работают, специалисты. Так неудобно же так-то… надо маленько получиться. Английский у меня пошел ничего… читать начинаю свободно. А с немецким потуже, — признался он. — Произношенье не то.