Первой вышла бригада Подсоснова. Кавасаки один за другим отходили от пристаней. Кормовые огоньки двигались, расходились, огибали мыс. Белое облачко спускалось с сопки. Облачко заметили позднее, когда флот был уже в море. Обычно перед тайфуном спускалось такое молочное облачко. В двенадцатом часу ночи перебрались на катер Стадухин и гидробиолог Старожилов. Двое других наблюдателей вышли на кавасаки с бригадой. Стрелка барометра опустилась еще на деление. Старшина уныло выжидал.
— Барометр падает… Клавдий Петрович, разве на таком катеришке выходят в море?
— А почему же нет? Машина в порядке? Где моторист? Вы ведь знаете, Рябченко, мы этих разговоров не любим.
Старшина безнадежно вздохнул и ушел наверх. Катер задрожал. Моторист включил мотор. Вскоре заплескалась вода. Тучноватому Старожилову было в кубрике тесно.
— Погляжу, как идем…
Он поднялся на палубу. Катер начинало покачивать. Вероятно, огибали мыс. Привычно плескалась вода, привычны были ночные часы в тесном кубрике с его позвякивающими склянками. Огни промысла остались позади. С моря шла зыбь. Свежо, недрами пахла рассекаемая вода. Легкая туманность застилала по временам, как плесенью, звездную осыпь. На траверзе оставался мыс Азиат. Из-за мыса подул с моря встречный шквалистый ветер. Впереди еле приметно виден был кормовой огонек мористо шедшего кавасаки. Старожилов подышал ветром и вернулся в кубрик.
— Малость поваляет. Зыбь. Часок все-таки можно поспать.
Он снял сапоги и улегся на койку. Стадухин приблизил было книжку к близоруким глазам и — на полчаса или на час — вдруг мгновенно задремал над ней. Электричество горело тускло, неполным накалом. Спутник спал. Был третий час ночи. Катер качало. Вода по временам с плеском перекатывалась по палубе. Лесенка круто уходила наверх. Придерживаясь за поручни, Стадухин пробрался в капитанскую рубку. Компас тускло светился. Старшина был угрюм.
— Глядите, что делается… валит и валит. Скоро в открытом море окажемся.
— Кавасаки не видно?
В тяжелый старый бинокль была видна лишь черная округлость моря. Звезд уже не было. Все же Стадухин высмотрел далекие огоньки судов.
— Не дальше чем кавасаки ушли. Пройдем еще с полчаса этим же курсом и начнем обходить суда. Я поднимусь… ровно в три.
Он снова ухватился за поручни и спустился вниз, в кубрик. Барометр падал. Стадухин пощелкал ногтем по стеклу, не стал ложиться и снова на полчаса или на час заснул над столом.
XX
Тревожно звякнул в машинной звонок. Мотор остановился. Сразу стало тихо. По палубе торопливо затопали ноги. Сон мгновенно слетел. Старожилов надевал сапоги. Стадухин выбрался наверх. Катер болтался без движения.
— Старшина… что случилось?
— Едва не налетели на сеть. Ничего не видно. — Впереди качался буек с огоньком. — Напоролись бы — порвали бы к черту… Полный назад!
Катер дрогнул. Буек поплыл в сторону.
— Какое судно?
— Черт его знает… должно быть, кунгас. Сволочи… без огня плавают.
— Дайте сирену!
Завыла сирена. Голос ее, как всегда, был тревожен и неприятен. В стороне на судне появился огонь. Стали раскачивать фонарем.
— Замахал, дьявол, черт… Самый малый вперед!
— Подойдите к судну.
— Как бы не запутаться снова. Где она, эта сеть?
Буек уже уплыл. Катер крутился на месте. Все же пошли вперед.
— Давайте восточнее. Там должны быть наши кавасаки, — приказал Стадухин.
Катер опять покрутился и пошел. Все тесно стояли в рубке. Вдруг старшина опять схватился за проволоку звонка.
— Снова сеть! — Плавал освещенный буек. — Какого черта… откуда здесь сеть?
— Да ведь это тот же самый буек! Куда вы держите? Я же вам сказал — на восток.
— Компас не действует.
— Как не действует компас?
— А шут его знает. Крутится во всю картушку на каждом повороте.
Под тусклым неопрятным стеклом свободно вращалась полным кругом магнитная стрелка.
— Почему вы не доложили, что компас не действует? Как же можно выходить в море без компаса? Вас надо за это под суд!
Стадухин почти ненавидел этого вислоусого туповатого человека.
— И отдавайте под суд. По крайней мере не трепаться на катере в море.
— Вы не моряк, вы… впрочем, поговорим после. Старожилов, поглядите на звезды. Определим положение.
— Звезд не видно, — отозвался Старожилов.