— Правда? — спросила она.
— Я не в том возрасте, когда шутят таким словом.
Она стояла на две ступеньки пониже меня. Легкое ситцевое платье облегало ее, точно купальник. Ее фигура гимнастки только выигрывала от этого: Света была вся на виду. Вся какая-то стерильно чистая, гибкая, удивительно женственная.
— Лев Николаевич… — Света вдруг осеклась. Покраснела. И, снова собравшись с духом, продолжала: — Лев Николаевич, а за что любите? Вы же меня совсем-совсем не знаете.
Вопрос был законный. Я ее действительно совсем-совсем не знал. Мало с нею встречались, как говорится, вместе цветов на лугу не собирали. Нет, она загнала меня в тупик. Кажется, окончательно.
— Послушай, Света. Человек одинок. Хотя он животное и общественное, тем не менее — одинок. Есть верное средство против одиночества. Это — любовь. У человека есть душа, и он — любит. А иначе трагически одинок, как тот принц из сказки Экзюпери, который жил на малюсенькой планете. Человек без любви — это принц на планете-крохотулечке.
— Значит, вы — принц? — Она была насмешлива.
— Почему принц?
— Потому, что вы холосты.
— Может, ты и права. Но теперь люблю — и я уже не принц, хотя чувствую себя лучше любого принца.
Она вдруг загрустила, отвернулась от меня и снова взялась за свою кастрюлю.
Я торопился. Опасался, что появится старуха и не даст договорить… Сказал Свете, что она, конечно, во многом права. Я не собираюсь анализировать, что такое любовь. Я грубо передаю то, что ощущаю, что чувствую. Утверждаю, что это любовь. Не будем спорить — будущее покажет. Покамест прошу одного: адреса. И разрешения писать ей, а при случае — навестить.
Она сказала очень кротко:
— Хорошо, Лев Николаевич. Сделаю все, как вы говорите. У себя на столе найдете записку с адресом.
Я был по гроб ей благодарен. Она прошла мимо меня — босая, красивая, кроткая. Я готов был уцепиться за нее, чтобы волокла меня волоком куда ей заблагорассудится…
Валя был особенно внимателен к жене. То есть буквально заискивал перед нею. Я не мог понять, когда же он искренен: когда он мечтает о разводе или в эти минуты пресмыкательства перед нею? Валя, улучив минуту, шепнул мне:
— Я не хочу обострять. До приезда в Киев.
Лидочка что-то стряпала на газовой плитке, пела, вела себя так, как будто ничего и не приключалось. Я объявил, что уезжаю не далее как послезавтра.
— Ну-у? — огорченно протянул Валя.
Лидочка погрозила мне пальцем:
— А отвальная, Лев Николаевич?
— Выставлю, — пообещал я. — Хотите, нынче? А можно и завтра вечером.
— Завтра вечером, — решила Лидочка.
Я улегся на перлоновом коврике. Настроение у меня предотъездное. Хотелось думать о чем-то значительном, добром. Хотелось забыть мелкие семейные дрязги, которые проходили у меня на глазах. Хотелось вообразить, что Валя и Лидочка на самом деле выше, чем они кажутся сами себе. Ведь они были хорошими людьми — каждый в отдельности. Неужели не жалко растрачивать жизненные силы и энергию по пустякам? Нельзя же быть таким щедрым, щедрым в кавычках!..
— Валя, — сказал я глубокомысленно, — значит, во вселенной около девяноста девяти процентов всего вещества — водород и гелий?
— Да, Лев Николаевич. А что?
— А что, ежели б и на земле было то же самое? Мы с вами не свиделись бы в этой уютной Скурче? Не познакомились бы? Не знали б друг друга?
— Наверняка!
— И чудесная Лидочка не поджаривала б сейчас баранину?
— Точно!
— Вы знаете, ребята, что полюбил вас?
Этот вывод несколько неожиданным показался даже мне самому. Однако говорил то, что чувствовал. Не кривя душой.
— Поймите меня правильно: через тридцать — сорок лет не останется от нас ничего на этом нашем шарике, кроме наших дел. Если дискретность играет определенную роль в явлениях физических, то жизнь, как таковая, не терпит дискретности: она непрерывна! И в этом наше счастье. Что я хочу сказать? Отнюдь не претендуя на роль пророка, призываю вас к любви и согласию. Между собой. Между вашими друзьями. К согласию между вами и всем человечеством. Ибо вы — частица его. Сколок гигантской трехмиллиардной человеческой массы. — Я приподнял голову, посмотрел на моих друзей. Они были удивлены. Во всяком случае, Лидочка. — Я, наверное, говорю прописные истины? Да? Знаю сам!
Лидочка медленно, растягивая слова, сказала:
— Лев Николаевич, вы влюблены. Только не вздумайте отбрыкиваться!
Я сказал:
— Вы правы.
Она пошла еще дальше в своих догадках:
— Вы влюблены в эту девушку?
— Да.