В это время где-то недалеко раздались пронзительные вопли. Даур вздрогнул, точно его разбудили, и осмотрелся. Вопли доносились из-за ряда низеньких лачуг, вытянувшихся вдоль улицы. «Это ярмарка», — быстро сообразил Даур. В обычное время он не обратил бы внимания на эти крики и прошел мимо ярмарки. Но нынче этот неистовый, почти нечеловеческий плач отзывался в самом его сердце.
Даур решительно свернул с дороги, перепрыгнул через канаву и направился к месту, откуда неслись крики.
Здесь была небольшая зеленая поляна, расположенная за двумя рядами низеньких лачуг. На полянке толпились оборванные полуголодные люди. Были тут и женщины, и мужчины, и даже дети, связанные по пять, по десять человек. Здесь продавали людей так же просто, как продают зелень в зеленном ряду на базаре. Это была узаконенная невольничья ярмарка.
Ничего необычного, казалось, не происходило на этой ярмарке. Покупатели деловито осматривали живой товар, ударами хлыста заставляли рабов поворачиваться, щупали их руки и ноги…
Торг людьми существовал давно, с тех пор, как появились на побережье Черного моря турки. Князь Келеш прибрал к своим рукам всю торговлю пленными, весьма прибыльную для казны. Молодой Даур не раз бывал свидетелем самых диких сцен: мать разлучали с сыном, мужа с женой. Но нынче зрелище бесчеловечной работорговли поразило Даура в самое сердце. Эта мрачная ярмарка настолько противоречила его настроению, что молодой человек как бы окаменел, точно видел все это впервые…
Какой-то толстый купец осматривал пленника. Пленнику было не больше двадцати пяти лет. Он смотрел куда-то вдаль. Губы его едва заметно шевелились, произнося не то слова молитвы, не то проклятия.
Рядом с ним стояла полунагая девушка с распущенными волосами. Она плакала, прикрыв лицо ладонями. Ее плечи вздрагивали. Такие же белые и нежные плечи были и у Саиды…
На другом конце поляны, под огромным тополем, шел горячий торг. Турецкий купец в феске и широких шароварах покупал трех пленников — трех молодцов с орлиными взорами. «Наверное, их взяли в плен во время сна или подобрали бесчувственными», — подумал Даур. Они были связаны толстой веревкой, которую тщетно пытались разорвать.
— Вы много просите, — говорил турок, — они все равно убегут.
— Ты же посадишь их на корабль, — возражали ему княжеские стражники. — Куда они убегут?
Даур приметил оживленную толпу людей, кого-то тесно обступившую. Он двинулся к этой толпе.
На земле лежала девушка лет пятнадцати. Она в исступлении рвала траву. Она кричала что-то бессвязное. Почти нельзя было разобрать ее слов. Но все было ясно и без них…
Над ее головой стоял турок, худой, загорелый человек лет сорока. Он улыбался, скаля зубы.
— Не бойся, — обратился к ней турок скрипучим голосом.
Девушка вскрикнула и заметалась по земле. Стражник грубо пнул ее ногой.
— Перестань вопить! — приказал он.
Даур не выдержал: он схватил стражника за руки.
— Как ты смеешь! — крикнул Даур.
Стражник опешил. Но, узнав Даура, опомнился.
— Ты что? — сказал он спокойно.
— Перестань ее мучить!
Стражник оглядел толпу.
— Что с тобой, Даур? Или надоела княжеская служба?
— При чем тут служба?
— Отпусти мои руки! Вот так. — Стражник смерил Даура презрительным взглядом. — Уйди отсюда, если не хочешь иметь дело с самим князем.
Даура обступили стражники.
— Купи сам, если тебе жалко ее, — сказал один из них.
Первым захохотал турок. За ним все остальные.
— Денег не хватит, кишка тонка, — выговорил сквозь смех турок.
Даур постоял немного, не зная, что предпринять, и вдруг побежал прочь. Ему не терпелось поскорее выбраться с этой душной ярмарки, которую народ называл ярмаркой слез. Ему хотелось крепче заткнуть уши, чтобы не слышать больше ни криков, ни стонов несчастных жертв…
Даур бежал по улице. Бежал без оглядки. Многим показалось, что этот человек совершил какое-то тяжкое преступление…