Говорят, виденное очами головы стоит. Иными словами: велика цена той голове, которая надеется только на глаза свои, особенно ценно то, что увидел собственными глазами. Но Человеку дан разум, и он должен видеть то, что скрыто даже для глаз. Батал не раз бил себя по глупой, как он говорил, голове и клялся наверстать упущенное.
Однажды к князю явился урод.
«Что тебе надо?» — спросил Келеш.
Батал сказал: «Я хочу поговорить с тобой, великий князь, о твоих врагах: князьях Диапш-ипа и Маршанах».
После долгой беседы Келеш оценил недюжинный ум урода и железную волю, которые было легко угадать в его словах, И вскоре Батал сделался правой рукой князя Келеша.
— Батал, — сказал Келеш, — открой-ка свое лицо.
Батал покорно исполнил приказ. Бирам отвел от него взгляд. Даур привык к этим изуродованным чертам и, как всегда, в душе обругал янычаров. Князь внимательно смотрел на Батала, точно видел его впервые.
— Батал, — проговорил Келеш, — Аслан прощения просит.
Батал окинул Бирама и его сына недоброжелательным взглядом. Он, казалось, заподозрил их в измене.
— Это они ходатаи? — спросил Батал.
— Нет, они выполнили его смиренную просьбу.
Батал решительно направился к Бираму. Он близко подошел к нему, и рыбак отчетливо слышал, как воздух вырывается из рваных ноздрей Батала. Старик сделал попытку отвести в сторону свои глаза.
— Смотри же на меня, — угрожающе сказал Батал.
Рыбак увидел круглые, как у курицы, глаза. В них не было ничего страшного — только горе светилось где-то глубоко на их дне. Ему показалось, что слезы навертываются на изуродованные веки… У Бирама защемило сердце.
— Батал! — Князь пальцем поманил к себе придворного и, ковыряя ножичком в деревянной пепельнице, продолжал: — Аслан прибыл из Турции…
— Как?! Он уже здесь?
— Да здесь.
— В этом доме?
— Нет.
— Его надо изловить и, по обычаю султанов, снять с него голову! — воскликнул Батал.
— Ты думаешь?
— Да!
Князь начал что-то говорить ему вполголоса. Бирам и Даур отошли в угол, чтобы не мешать им. Поначалу князь не торопился и, видимо, говорил обстоятельно, обдумывая слова. В такт своей речи он постукивал ножичком по пепельнице. Но постепенно он стал горячиться. Расстегнув архалук, князь откинулся на спинку кресла. Потом потянулся левой рукой к гусиному перу.
Батал слушал князя очень сдержанно. Но Даур понимал, что уроду не очень-то нравились княжеские слова. Придворный бросал на своего властелина косые холодные взгляды, точно говоря: «Не туда ты гнешь, князь, не туда».
Даур много думал над тем, какие последствия может иметь приезд присмиревшего княжича. Он пришел к выводу, что мир с Асланом, хотя бы и показной, пришелся бы очень кстати. Однако что посоветует Батал? Даур начал побаиваться, что Батал помешает примирению. В таком случае выступит Даур и непременно скажет свое слово… Нет, Даур не станет молчать!
И вот снова заговорил князь. Сюда, до угла большого зала, где стояли рыбак и его сын, долетели лишь отдельные обрывки фраз. Батал слушал внимательно. Потом он вдруг выпрямился, затянул потуже пояс.
Князь заговорил отрывисто, часто и глубоко вздыхая, потом насупился. Наконец, Келеш показал Баталу гусиное перо, покрутил им в воздухе и вдруг срезал кончик ловким ударом ножичка.
Батал пришел в восторг. Он оскалил в улыбке желтые зубы, быстрым движением нагнулся к княжеской руке и поцеловал ее. А князь, должно быть, довольный своим решением, так хватил кулаком по дубовому столу, что в окнах дрогнули стекла.
— Очень хорошо, — процедил сквозь зубы Батал и щелкнул рукоятью кинжала, злорадно улыбаясь.
Князь подозвал Бирама и Даура. Он сказал им:
— Идите и передайте моему сыну: пусть немедленно возвращается в родной дом. Он будет прощен, ибо заслужил это своим раскаяньем. Я устраиваю пир в честь моего сына. Я приглашу всех знатных людей… Батал, — обратился князь к уроду, — ты позаботишься о том, чтобы князь Саатбей Диапш-ипа прибыл ко мне. Я желаю, чтобы присутствовали и князья Маршаны. А ты, Бирам, отнесешь Аслану золоченую шашку. Это мой первый подарок… Пусть он оденется так, как подобает княжичу. А все, что есть на нем турецкого, предай огню. Слышишь?