А во дворе, в вечерней сырости, зябнет прекрасная Саида. Она зорко вглядывается в темноту, чутко прислушивается к тишине. Над морем стоит тусклое зарево. Оно отражается, это зарево, во множестве луж и ручейков, а дома, деревья, горы — все погружено во тьму…
К изгороди подъезжает всадник. Саида, не медля, бежит навстречу, бежит прямо по лужам.
— Кто это?
— Я.
И Саида успокаивается.
— Я знала, что ты приедешь, Даур, — говорит она.
Он нагибается к ней, стискивает ее руку.
— Ты откуда?
— С Пицунды.
Голос у него надтреснутый, простуженный.
— Ты промок?
— Немного.
— А где же бурка?
Он махнул рукой: дескать, не до нее!
— Кто у вас дома? — спрашивает он.
— Мы одни: отец и я.
— Это правда?
Дауру очень хочется заглянуть ей в глаза, посмотреть в лицо. Но вместо лица — серое пятно, такое же серое, как пепел на Пицунде… И он выпускает ее руку, холодную, словно ящерица, — как та ящерица с Пицунды…
— Хочешь, я вынесу тебе чашку кофе? — говорит Саида.
— Хорошо, вынеси.
Девушка шлепает чустами по мокрой земле и скрывается за дверью.
Даур отъезжает от изгороди. Нынче ему не до турчанки. Ничего не почувствовало его сердце, кроме неприязни к выхоленной, белолицей Саиде, ибо сердце его осталось там, на Пицунде, вместе со старой Есмой и свежими могилами его собратьев.
Вот как может перевернуть душу один день, всего один-единственный день! И Даур, который всегда глядел только вперед, как сокол, впервые за двадцать лет посмотрел на себя со стороны. И он понял, что стал гораздо старше.
21. СЛЕД ОТ ПЛЕТИ
Два крестьянина — Темур и Согум, снедаемые любопытством, пожелали хотя бы одним глазком взглянуть на логово Кучука-эффенди. Они долго бродили вокруг лавки, выбирая подходящий случай, основательно продрогли и промокли. Наконец, Темур подсадил Согума к высокому окну — и в это самое время кто-то огрел его плетью. Крестьяне, разумеется, бросились наутек.
Плеть оказалась настолько злой, что Темура прошибли слезы.
— Сдается мне, что не простая, а княжеская, — кряхтел Темур, с трудом растирая себе спину. — Кто это может быть? Князей много, а плети их похожи друг на дружку, как черти…
Кто же мог навестить турка так поздно да еще с такой злой плетью у пояса? Это надо разгадать во что бы то ни стало, — решили Согум и Темур. К кому бы обратиться за советом? Где можно отвести душу в разговорах? Ну, разумеется, на рынке! Ну, разумеется же, в зеленных рядах — там самые смекалистые на базаре люди!
И наутро два горца, в раздумье почесывая затылки, направились на базар, где заодно можно было сбыть и остатки Согумова меда.
Погода выдалась солнечная, грязь быстро подсыхала. Согуму и Темуру, можно сказать, повезло с самого начала: они наткнулись на крепкую базарную драку.
Толпа плотным кольцом обступила дерущихся.
— Давай-ка разведаем, в чем тут дело, — предложил любопытный Согум.
Он протиснулся сквозь толпу, увлекая за собой и Темура. С трудом пробились они к самой середине скопища.
— Что случилось? — справился Согум у какого-то зеленщика.
— Этот турок, продавец сладостей, обвиняет того крестьянина, — услышал он в ответ.
— Обвиняет, говоришь?
— Продавец говорит, что крестьянин недодал ему несколько грошей.
— А что тот?
— Отрицает свою вину.
— А что этот?
— Настаивает на своем.
— Но продавец, как видно, дал сдачи своему покупателю сверх всякой меры, — заметил Согум, указывая на человека с разбитым лицом.
Продавец — огромный детина с ножом за поясом — левой рукой держал щуплого крестьянина за ворот рубахи, а правой бил его по зубам, по носу, по скулам.
— Давай деньги! — кричал продавец, подкрепляя свое требование увесистыми ударами.
Крестьянин настолько растерялся, что даже не оборонялся.
— А почему вы их не разнимаете? — спросил Согум.
— У продавца нож.
— Так что же?.. Эй, ты! — обратился Согум к продавцу. — Зачем ты его бьешь?
— Пусть отдаст мои деньги!
— Он уже взял их, — пропищал крестьянин сдавленным голосом.
— Оставь его, — сказал Согум.
— Убирайся вон, пока цел! — ответил продавец.
Не успел Темур удержать своего друга, как тот уже сидел верхом на продавце. Турок пытался выхватить нож. Но тут вмешалась толпа, заварилась каша. Нашлись добрые люди, которые тут же разнесли турецкую лавку, а товары затоптали в грязь…
Темур оттащил Согума в сторону. Согум был весь в синяках, черкеска изодрана.