Кирилл Тамшугович интересуется моей работой, помогает, дает советы. Это ему я обязана некоторыми историческими, филологическими и этнографическими познаниями, относящимися к Абхазии.
Несколько дней тому назад он подошел ко мне, крепко пожал руку и сказал:
— Спасибо!
— За что? — удивилась я.
— Завуч рассказал мне о вашем письме в Министерство просвещения. Вы требуете, чтобы в программы по русскому языку были включены переводы абхазских писателей на русский язык. Вы подаете нам пример патриотизма.
— Ну уж и пример! — пошутила я.
— Ей-богу! Вы знаете, Наталья Андреевна, я очень люблю родную Абхазию, эти горы и язык абхазский. Если мне скажут: не будет завтра абхазского языка, — я скажу: тогда берите мою жизнь сегодня!
И тут неожиданно для себя я схватила его руку и потрясла со всей силой.
— За эти ваши слова я особенно вас уважаю!
Он даже смутился. Как девушка.
Наконец-то я собралась к Машь Базбе. Меня сопровождала старшая пионервожатая Светлана Килба. Она окончила педагогическое училище. Ей двадцать один год. На вид это типичная северянка: волосы соломенного цвета, курносая, васильковые глаза.
— Света, — сказала я, — вас, наверное, удочерили?
Она смеется:
— Я вся в прохожего молодца!
После недавнего ливня погода резко переменилась. Хотя и светило солнышко, а уж основательно дохнуло осенью, до того основательно, что я все время зябко куталась в шерстяную кофточку, в теплый шарф и демисезонное пальто.
Тропинка, которая должна была привести нас к Базбе, пролегала по диким мшистым местам. Лес был не натуральный, а сказочный: изогнутые стволы самой причудливой формы, лианы, обвивавшие их, тоже не менее причудливы, а гигантские кустарники могли разбудить даже уснувшую фантазию. Бери перо и сочиняй. Тут-то и вспомнила я нашего Чехова, который писал, что в Абхазии из каждого куста глядят сказочные сюжеты. Свидетельствую перед всеми: это так!
Светлана невольно жалась ко мне. Она откровенно призналась, что не решилась бы пройти сквозь эту чащу одна. И, не стесняясь, называла себя трусишкой. Я старалась не выдавать своего страха, но мне ни за что не хватило бы духу назвать себя храбрецом. Девственный лес — дело серьезное, атавистические инстинкты действуют здесь безотказно даже в двадцатом веке.
Ворота Базбы выросли перед нами вдруг, как из-под земли. Хозяин встретил радушно, но явно настороженно. Он архивежливо пригласил нас пройти на крыльцо. Усадил на длинную скамью, позвал свою супругу — смуглую сухощавую женщину лет пятидесяти. Передние зубы у нее сильно выдвигались вперед. От этого она казалась приветливей, чем была на самом деле.
Где-то возле кухни мелькнул мальчик. Он походил на оборванца — так плохо был одет.
Сам хозяин — с клювообразным носом, поседевшей остренькой бородкой и густо нависшими на самые глаза бровями — скорее смахивал на какого-нибудь представителя лесной фауны, нежели на двуногого царя земли. Одежда его давным-давно выгорела на солнце, и в живописи ее можно было передать лишь одним способом — смешав все цвета палитры. В таких случаях говорят: цвет серо-буро-малиновый. Но бог с ним, с этим цветом! К тому же одежда его была грязная, в бесчисленных заплатах.
Базба, видимо, понял, что поразил нас своим видом. Извинившись, удалился. И через пятнадцать минут показался другой Базба: в новеньких сапогах, новой блузе, в новой шапке. И брюки были под стать им. Вскоре к нам вышел и симпатичный мальчик, не знавший, куда девать руки, до крайности смущенный.
Базба не говорил по-русски. Светлана служила нам переводчиком. Я решила сразу взять быка за рога.